По губам фараона скользнула улыбка.
— Я сегодня не смог отыскать комнату Хемет. Зашел к царице Ти. Ты помнишь ее?
— Сети кивнул. — А я не в силах вспомнить ее лицо. Знаешь ли, что с ней произошло?
— Оспа оставила на лице глубокие рытвины.
— Оспа? Не припомню что-то, чтобы во дворце кто-то болел.
— А никто и не болел, кроме нее, оттого она и считает свою болезнь наказанием Великой Хатор за прелюбодеяние и убийство ребенка.
Фараон даже скрипнул стулом.
— Не может быть!
— Да, да… Отец тогда запретил ее трогать, но Боги не оставили злодеяние безнаказанным. Она живет затворницей, и по правде я думал, что уже разучилась говорить на нашем языке.
— Она говорит настолько чисто, будто рождена в Кемете.
— Чему удивляешься! Ти прислали отцу, когда девочке не было и десяти.
— Теперь понятно, чего так всполошилась Хемет, узнав, что я отдал сына жрице Хатор. Вспомнила о своем прелюбодеянии и решила, что пришло время расплаты,
— фараон усмехнулся в голос. — За обедом я ее успокою, — он вновь улыбнулся.
— Скажешь теперь, что Пта и Маат открыли мне правду, чтобы несчастная Хемет не мучилась?
— Они открыли тебе правду про Ти, чтобы ты вспомнил, что Хатор не прощает тех, кто берет чужое.
Сети поднялся так стремительно, что кресло откатилось назад. Фараон тоже вскочил и за плечо развернул брата к себе лицом.
— Ти была царицей, а Хемет он так и не взял к себе на ложе.
Сети скинул руку фараона и сказал вкрадчиво:
— Я говорю про Нен-Нуфер. Не гневи Богиню. Я в силах защищать тебя перед людьми, но не перед Осирисом. И Пта может открыть своим жрецам правду о тебе, слышишь меня?
Сети не стоило кричать. Эти слова фараон расслышал бы и шепотом. Пта уже открыл им правду, о которой бедный Сети даже не догадывается.
— Ступай домой, — приказал фараон потухшим голосом. — И не тревожься о Нен- Нуфер. Я не смущу ее покой. Только дай мне побыть немного с Райей и успокоить его мать, а потом я пришлю мальчика к тебе, а сам забуду дорогу к твоему дому.
Он говорил и не верил себе. Он понимал, что теперь с еще большей тоской станет глядеть с террасы в сад и в ласках других женщин ему будут чудиться губы Нен- Нуфер, и не сможет он спокойно глядеть на цветок лотоса, запутавшийся в черных волосах.
Фараон вернулся на террасу и, уткнувшись носом между лопаток сына, еще долго лежал без сна — в шелесте ночного ветра ему мерещился шелест песка. Сети ушел, а Нен-Нуфер никогда не придет к нему по своей воле, и Асенат побоится ныне преступать запреты отца.
***
С рассвета до полудня Райя неотлучно находился при отце. Только во время судилища Хентика велел мальчику отойти от трона, дабы не смущать просителей. Обед подали у пруда, как и было оговорено, и Хемет не заставила себя ждать — фараону показалось, что никогда прежде не видел он ее настолько красивой. Должно быть, и она поднялась с рассветом, чтобы прислужницы успели убрать с лица все следы страданий, которые претерпела их госпожа в разлуке с сыном. Столько украшений она не надевала даже для погребальной церемонии фараона Менеса. Хемет склонилась в глубоком поклоне и осталась стоять в отдалении от стола.