Когда Реза наконец ступил на первую ступеньку, Сусанна глянула вниз и не увидела конца лестницы.
— Дед во всем стремился к древнеегипетской аутентичности. Что встала, как вкопанная! Нен-Нуфер не боялась спускаться в настоящую гробницу, и ее создательница не должна бояться, — он улыбнулся no-садистки мило. — Обещаю держать тебя за руку и отпущу только за дверью.
Нога не умещалась поперек ступеньки, и Сусанна решила спускаться боком, уперев свободную руку в шершавый песчаник. Хотя Реза опережал ее всего на пару ступеней, она уже смутно различала его лицо. И вот они уперлись в дверь. Судя по звуку, железную.
— Я поставил ее от воров. В Гизе их слишком много. Потому я и забрал у тебя рюкзак, а то ты так погружаешься в древность, что не замечаешь ничего вокруг.
Да, да. Вернее сказать — никого, кроме него. Только он тоже вор. Он уже украл у нее два вечера и теперь строит какие-то планы на оставшиеся четыре. Потому и она может повторить выплюнутое им ругательство!
— Какого… ставить дверь, когда ее не закрывают! Проходи! — Реза почти втолкнул ее в кромешную тьму. — Вот именно такая темень встречала осквернителей гробниц, — усмехнулся он под щелчок закрывающейся двери, а потом выругался еще сильнее. — Открой дверь. Что-то с выключателем. Я не могу включить свет.
Сусанна протянула руку, но не нащупала двери. Пришлось отступить на шаг. Вот и ручка, только сколько бы она ни нажимала на нее, дверь не поддавалась.
— I cannot open it! (Я не могу ее открыть!)
Пальцы Резы легли поверх ее руки, но ручка все равно не опустилась. И когда он налег на дверь плечом, Сусанна в дополнение к английским узнала и арабские ругательства, если. конечно, те не принадлежали к древнеегипетскому наследию — хотя подобное вряд ли писали на папирусах.
— You cannot open it too? (Вы тоже не можете ее открыть?)
Сусанна не знала, зачем спрашивала очевидное. Впрочем, двери она не видела, как и стоящего подле нее хозяина — глаза отказывались привыкать к темноте. Реза вместо ответа ударил по двери ногой, хотя оба прекрасно понимали, что пострадает скорее ботинок, чем железо. Или туфли, или сандалии. Сусанна поняла, что не помнит, во что обут Реза. Она смотрела либо ему в рот, либо на свои занесенные песком ноги. Темнота была ледяной и обволакивающе-густой.
— Я жду от тебя следующего вопроса: что мы будем теперь делать? — в тишине шепот Резы прозвучал зловеще. — Ничего. Мы не будем делать ничего. До самого утра, когда сюда, может быть, решит заглянуть мой брат.
На мгновение Сусанна обрадовалась темноте — она скроет перекошенное страхом лицо, но через секунду здесь, по мановению волшебной палочки, зажжется свет, и что тогда? Ничего… Сусанна отказывалась понимать, что на самом деле означает запертая дверь. Может, все же Реза действительно не может, а не не хочет ее открывать? И как ответ, разрушающий последнюю надежду, послышался его тихий смешок. В кого, Суслик, ты уродилась такой дурой? В мать, которая отправила меня сюда одну!