— Здорове будь, путнички, — первым поприветствовал меня один из мужичков. Не иначе его вдохновило на то моё поведение. Я остановил Опала посреди деревни и принялся с подозрением вглядываться в каждый из домов — вдруг какой из них и правда чумной?
— Угу. А вы тут никто не хвораете?
— Не, — опешил мужик от моего вопроса, а затем подумал и добавил. — С чего нам хворать? Мы горняки. Народ крепкий.
Я бы мог объяснить ему, что осведомился не просто так, но сомневался, что моё объяснение поймут правильно. Поэтому перешёл сразу к делу.
— Мне бы переночевать. Будет место?
— А заплатить чем найдётся? — с надеждой воззрился на меня горняк.
— Если недорого, то будет.
— По два медяка на каждого. А с моей хаты и кров, и хлеб, и соль.
— И какая из этих хат ваша? — придирчиво вопросил я.
— Вон та.
Не знаю, кому из нас двоих повезло. То ли мужику, который указал на дом, который мне более всего понравился, то ли мне, что так оно совпало. Но я спешился и протянул ему деньги.
— По рукам. Половину сейчас держи, остальное утром.
— Ух! — искренне обрадовался горняк. — Идёмте, молодой сударь, покажу куда коня поставить. И меня Никоном зовут. А вас-то как величать значится?
Вот так и получилось, что я остался ночевать в деревеньке, облюбованной вивернами. Знал бы, так дальше поехал. Не стал останавливаться. Всё равно накормили нас неважно. Из еды была только каша на молоке. К ней даже хлеба не подали. Не иначе, хозяева его и сами давно не ели. Разместили нас тоже так себе. Кровати в доме ни одной не было, поэтому на пол положили два дополнительных тюфяка и только. Они неприятно пахли слежавшимся сеном и отдавали сыростью. Обстановка настолько испортила моё настроение, что по утру мне хотелось во чтобы то ни стало не только не отдавать ещё два медяка, но и потребовать сдачу с уже отданных.
Так вот, вернёмся к вивернам. Бучу они устроили ту ещё. Одна из них приподнялась в воздух и села на соломенную крышу дома напротив. Длинный шипастый хвост с зазубренным наконечником свесился по скату и принялся время от времени ритмично бить по нему. Зверюга была раздражена. Её противник миролюбия тоже не проявлял. Он неторопливо шёл вперёд по земле, пригибаясь, как крадущаяся кошка, и шипел. В приоткрытой пасти были видны острые зубы.
— Чего они так, сударь? — тихо спросил Никон, судя по всему, решая, что по вивернам я непревзойдённый специалист. Мне же не хотелось лишаться даже такого поклонника, а потому я задумался и предположил:
— Брачный период давно прошёл. Так что, скорее всего, это трения за территорию.