Она не представляла, как и без того нагруженный под завязку бандит потащит ещё один тяжёлый мешок. Обе его руки были заняты и бугрились мышцами от предельного напряжения. По лицу ручьями тек пот. Нейт была нагружена значительно меньше и от усталости едва волочила ноги. Слава Осирису, до выхода было всего два локтя. Остальные разбойники уже исчезли в трещине между блоками вместе со добычей и необходимыми для ограбления инструментами. Диктис пропустил Нейт вперед, и она скользнула в узкую щель, радуясь, что в последнее время часто пренебрегала ужинами.
Оказавшись снаружи, разбойник подобрал свой лежащий на песке плащ и набросил на плечи ежившейся от холода девушки. Ра ещё не вернулся из своего опасного путешествия, и над тёмными барханами висела луна. Пирамида сверкала в её лучах, точно белое золото. Разбойники взобрались на верблюдов, чтобы на последнюю ночь вернуться в лагерь, который разбили глубже в пустыне. Скошенная усталостью девушка сама не заметила, как задремала, убаюканная мерным ходом животного.
Очнулась Нейт в палатке Диктиса, обнаружив, что, обнажённая, лежит на расстеленной на полу циновке. Повернув голову, она увидела и самого главаря разбойников. От того заметно несло вином. Ворвавшийся в шатер ветер приподнял полог, и девушка заметила, что солнце ещё не взошло. Это была самая долгая ночь в её жизни, и она ещё не закончилась.
— Теперь ты моя, — сказал Диктис, вытягиваясь в полный рост рядом на земле и медленно, демонстративно развязывая своё схенти — единственное, что на нём было.
Нейт повернула голову, разглядывая вертикальную полосу неба в разошедшейся ткани палатки. Снаружи доносились пьяные крики и смех. Должно быть, именно такие звуки издают сбежавшиеся на падаль гиены. Некоторые голоса были женскими. Видимо, кто-то из разбойников не поленился отправиться в ближайший бордель и притащить сюда шлюх — этот обязательный атрибут хорошей попойки. Нейт слышала треск разведённых костров. Чувствовала запах дыма и жарящегося на вертеле мяса. Золото вскружило бандитам головы, и они решили начать тратить его немедленно, выпуская наружу животную похоть. Ночной воздух уже прорезали женские стоны, полные наигранной страсти, а иногда и искренней боли.
Мозолистые пальцы сжали Нейт подбородок, заставив отвернуться от входа в палатку. Губы девушки накрыли чужие — влажные и горячие. Нейт никогда не понимала, что Диктис находит в этом слюнявом соприкосновении языков, которому его научила вавилонская шлюха. Традиционный египетский поцелуй всегда казался ей более нежным и трепетным. Разбойник раздвинул девушке ноги и опустился на неё. Кожа мужчины пахла верблюжьим потом, вином, холодом лежащей за палаткой пустыни.