«Кес, это ведь казённое имущество…», — хлопнул по плечу своего, потерявшего копьё, коллегу мужчина.
«Гаст, он бы мне голову снёс, скажи я слово против. Я серьёзно», — нервно сглотнул стражник, мотая головой, — «ничего, жизнь важнее двух сотен медных».
«Тебе виднее…»
…
Остановившись за песчаным горбом, который скрывал Даста от целого города, тот остановился и закрыл глаза. Успокоив дыхание, парень запрокинул голову назад и полностью расслабил тело, впадая в некое подобие транса.
«Война, я знаю, что ты слышишь меня», — в голос проговорил Паразит, — «изначально, когда я не сумел вызвать Воинственный Гнев впервые, мне подумалось, что это цепи Хаоса блокируют её призыв. Затем, в голове зародилась теория, которая говорит о невозможности призвать мифический артефакт в порывах гнева, и ему подобного. Но, не сумев призвать перчатку в третий, самый ответственный момент, я понял, что ошибался. Это ты блокируешь его материализацию, только вот почему? Ты лично мне подарил этот артефакт, в чём же дело? По какой причине, я так резко впал в твою немилость?», — задал вопрос Богу Войны, — «только не подумай, я вовсе не в обиде на тебя, просто немного зол на твою странную логику. Неужели, было так сложно сказать, что более — могу не звать Воинственный Гнев? Или, ты специально ничего мне не говорил, ожидая, что меня в один прекрасный момент попросту убьют?»
«Ну и молодец, что знаешь», — раздался басистый прокуренный голос в голове попаданца, — «ну, а причина, по которой я не даю материализоваться Воинственному Гневу, кроется в том, что ты возился с представителем пантеона Кулао, а после, ещё и принял их фамилию. Для меня это было сродни предательству», — в голосе Войны звучали явные нотки обиды, что не заметить было фактически невозможно.
«Ммм, просто песня», — открыл глаза Даст, переводя свой взор вперёд, на очередной песчаный горб, за которым вдалеке шествовало племя диких, — «а сказать прямо для великого Бога Войны — проблема? Не знал, что ты не бородатый рыжий мужик-байкер с секирой за спиной, а маленькая девочка в розовом платьице, что стесняется разговаривать с незнакомцами», — хмыкнул попаданец, делая шаг вперёд.
«Это ты меня маленькой девочкой в розовом платьице назвал? Дима, ради нашего всеобщего знакомого — фильтруй свой базар, я тебе не твой хвостатый дружок, что за твой член бы убил», — хохотнула Война, — «ну, а отчитываться перед тобою — дело последнее. Стану я тратить своё время на простого смертного»
«Вот значит как? Ну, забирай тогда свою железку, и вали ко всем херам, рыжий», — сплюнул Горбунов, сжимая напитанное маной древко копья до хруста, — «если вначале эта беседа затевалась мною, как выяснительная, чтобы сгладить углы, о которых я не знал, то сейчас — чтобы разорвать с тобою все отношения. Не желаю возиться с тупыми Богами-истеричками, которые не то, что не могут признать собственную вину, но и порочат память о погибших», — сморщился под конец собственной речи, потеряв какой-либо интерес к разговору.