— Нет! — резко выкрикнул я в трубку. — Юми, это не обязательно. Спасибо, но Кира отлично за мной присмотрит.
Может быть, виноват был мой охрипший голос или слишком близкий смешок Киры, но на другом конце повисла тишина, а потом:
— Ой. Фу, не хочу слышать подробности. Вы двое, будьте завтра тут на ланч.
Разговор прервался, и я убрал телефон на стойку. Кира рассмеялся, скользнул ладонью под эластичный пояс моих спортивных штанов и погладил ягодицу.
— У тебя не слишком сильно всё болит?
Я сильнее прижал к себе его бёдра.
— Нет.
Кира простонал.
— Тогда, возможно, я трахаю тебя недостаточно жёстко.
Я знал, что он пошутил, но слова зажгли огонь внизу живота. Я опустил ноги, спрыгнул со стойки и потащил Киру к спальне.
— Вызов принят.
* * * *
Последующая неделя в БК удалась. Я гадал, как меня встретят в понедельник. И получил кивки, улыбки и даже несколько приветствий. Остальные парни теперь воспринимали меня всерьёз. Я преодолел половину испытания.
Босс по-прежнему тренировал меня один на один, но через неделю отправил на групповое занятие. Я спарринговал с некоторыми ребятами, даже немного с ними общался. По всем признакам, они воспринимали меня как одного из них.
Кира сказал, что не удивлён тем, как я стремился быть принятым.
— Перешёл из одного мужского клуба в другой. Тебе нравилось быть частью «Великолепной четвёрки», и теперь ты получил новую компанию соратников, — произнёс он с любящей улыбкой и добавил, что в этом не было ничего плохого. Что я просто был самим собой. Мне нужно, чтобы меня принимали, чтобы я нравился людям. Я не знал, правдивы ли слова Киры, но однозначно не мог их опровергнуть.
Чем ближе я узнавал парней, с которыми занимался, тем больше увязал. Нет, они не были примерными, уважаемыми гражданами, как Митч, Курт и Тони. Они жили совершенно иначе, сталкиваясь на улице с такими обстоятельствами, о которых было непросто слышать даже полицейскому. Здесь было настоящее братство.
Как и мои друзья, офицеры полиции, эти парни, с которыми я дрался, были до смерти преданы и уважительны по отношению друг к другу.
Но с Леоном Тресслером всё обстояло иначе.
На протяжении двух недель после боя с Аризоной он наблюдал за мной. Следил за тренировками, за спаррингами, за общением с людьми.
Я притворялся, что не замечаю. Притворялся, что не вижу взгляды, не слышу восторженный шёпот о чём-то приближающемся.
Притворялся безразличным.
Но в середине второй недели Леон пригласил меня в офис.
— Видел на днях твою проблему с управлением гневом, — начал он.
Я кивнул, но предпочёл промолчать.