– Его что? С молотыми костями замешивали, – не понял я.
– Не помню. Только название в памяти сохранилось, – пожала плечами девушка.
– Предположим, что при обжиге кости сгорят, – зацепился за тему я. – Из них получится зола. Та самая, из которой мы получаем щёлок, когда заливаем золу водой и даём постоять. Щёлок – щёлочь, и сода – щёлочь. Можно предположить, что при высокой температуре они стекленеют.
– Если выпаривать щёлок, то остаётся сухой остаток без всяких признаков остекленения, – возразила Тияна. – Да и про остекленевшую соду я ни разу не слышала. Зато в каком-то фильме видела, что молния ударила в песок, а потом в этом месте нашёлся комок стекла. Он тектитом называется. Так что стекленеть должна не щёлочь, а песок, который окись кремния точь в точь как и кварц, который прозрачный кристалл совершенно стеклянного вида.
– Получается, что стекло образуется из щёлочи и кварца, – сообразил я. – Надо поискать белый речной песочек и хорошенько отмыть его от ила. Ну и поташа сколько-то выпарить.
– Поташа? – вскинулась Тияна.
– Сухого остатка от щёлока.
– Ну да. То-то слово показалось знакомым, а откуда – уже не помню.
Вот так задом наперёд мы пытались восстанавливать древние технологии и рецептуры. Это не очень просто, когда в памяти сохранились готовые изделия или материалы. Во всяком случае требует изрядных трудов – и поиски песка с его отмывкой, и подбор рецептуры с длительными просушками и бесчисленными обжигами – все требует и времени, и сил. Но керамику, пригодную для изготовления непротекающей посуды, мы получили. Не фарфор и не фаянс – нечто тёмно-серое, но звонкое и непроницаемое. Чистое стекло у нас тоже получилось, но изготавливать из него что-либо путёвое мы не умели. Поэтому тёмно-коричневый комок с признаками прозрачности так и остался невостребованным. Зато керамическая посуда отлично формовалась на гончарном круге, просыхала и обжигалась без особых сложностей. В составе замеса присутствовали песок и поташ, которые исправно стекленели прямо внутри глины, заполняя поры и превращая материал в монолит.
Обжиг мы проводили у городских гончаров в их печи вместе с ихними же горшками. За это с нас драли плату, как будто мы покупаем посуду их выделки. Староста покряхтывал, но зерно выдавал исправно – это здесь одна из основных "валют". Понимал, видать, что не ради себя, а ради благополучия общины стараемся.
* * *
Так, про плавание. До города Ур мы добрались быстро, потому что всю дорогу плыли по течению. Доставили троих торговцев и кучу корзин, тюков и мешков, после чего вернулись в Евфрат и вскоре нас вынесло в Персидский залив. В этот раз влево не принимали и к островкам не прижимались. Двигались, держа в видимости берег справа. Ветра толком не было, волнение ходу не мешало. Экипаж работал на вёслах, поочерёдно сменяясь. Тияна тоже гребла. В принципе, мы с этим делом сильно не упирались – скорость держали, как у человека, бегущего трусцой.