Его Медвежество и прочие неприятности (Мун) - страница 2

— Девонька! А, девонька…

Опять она! Валерия недовольно посмотрела на ковылявшую следом старушку.

— Девонька, до лавочки… Проводи!

С большой шавермой и в неопознанном этническом тряпье бабуля выглядела немного смешно. Валерия скептически посмотрела на ближайшую свободную лавочку, что стояла в десятке метров от них и, вздохнув, поправила сумочку-клатч. Ладно, проводит, а потом — домой.

Ага, сейчас… Скорее всего в юности бабуля занималась армреслингом — хватке любой половозрелый мужик позавидует. Локоть Валерии Константиновны взяли в плен железных пальцев и буквально силой заставили ее сесть рядышком.

— Ай, хорошая! Ай, ласковая! Помогла так помогла. Проси что хочешь — исполню!

— Дамочка, — осторожно, но твердо начала Валерия, пытаясь стряхнуть с себя титановый капкан старушкиных пальцев, — сидите, кушайте. Соус сейчас потечёт.

— А ну и пусть течет, окаянный. Ты тоже посиди. За этим ведь шла. Вместе и косточки погреем и на этот… собор полюбуемся. А дом-то не убежит.

И старушка очень аккуратно откусила кусочек шавермы. Валерии происходящее нравилось все меньше. Будь она сколь-нибудь суеверной, могла бы и купиться на дешевенький трюк «чтения» мыслей. К счастью или наоборот, всю ее веру в сверхъестественное забрали лихие девяностые. Разве что для Бога местечко осталось, да и то на галёрке. Валерия, конечно, крещеная была — сама лет в двадцать желание изъявила, но со временем стала уходить к агностицизму.

— Мой дом — мое дело. Да и вам, уважаемая, домой пора, — Валерия дернула руку сильнее. Фиаско. Ну не орать же что ее — рослую и крепкую женщину — удерживает старушка божий одуванчик!

— Так, нету у меня дома, — вздохнула бабка и с гордостью добавила: — блудница я.

Валерия поперхнулась.

— Блуд… кто?

— Блудница, — охотно пояснила старушка, — хожу-блужу, кого накажу, кого награжу. Вот ты чего желаешь-то?

О, Господи! Ну опять она за свое! «Миллион долларов и вертолет, — чуть не брякнула Валерия, — только отстаньте». Но мимо них неожиданно пронеслась парочка на роликах. Держась за руки, ехали по дорожке, ловко огибая прохожих и не разрывая сцепленных ладоней. Влюбленные и молодые. И такой вдруг тоской потянуло!

А она ведь тоже когда то вот так… Не на роликах, правда. В походы ходили, песни под гитару орали. Полночи двор на ушах стоял. Страна разваливалась, падала в бездну нищеты и криминала, содрогаясь в первых корчах наступающего хаоса, но им — двадцатилетним и беспечным — все было по плечу. Щедро разменивая богатства юности на все, кроме важного, они думали, что так будет всегда. Если кровь горит, о старости не вспоминаешь. Когда она, эта старость… а оказалось — близко. Но как же это тяжело — живая и полная сил душа в обертке одряхлевшего тела.