Хаара слышала, как скрипнули половицы. Карлайл потушил свечу и отправился в постель, но она не могла сомкнуть глаз. Приложила руку к груди и сжала в ладони круглый серебристый медальон всегда теплый на ощупь. Его подарил Иландар в день их последней встречи, в день её негласной казни. В голове до сих пор звучал шум прибоя, и казалось, будто ветер снова хлещет по щекам. В тот день брат сказал: «Если повезёт, он защитит тебя, а ежели нет, то моя душа умрёт вместе с тобой». В его словах скрывалась ирония, которую жизнь сумела ловко обыграть.
«Он защитил меня, братец, я всё ещё жива. Быть может, оставь ты при себе семейную реликвию, всё было бы иначе. Теперь тебе осталось лишь наблюдать с того света за тем, как я медленно умираю. Но одна я не умру, и у точно не бесполезно», — с такими мыслями Хаара закрыла глаза. Левая рука безумно ныла от боли. Мрак в комнате снова сгустился, намереваясь исполнить свой долг до конца. «Завтра уедем… — думала Хаара, лелея какие-то глупые надежды, — Лонгрен, я уже близко…»
16 годами ранее…
Женщина опустила руки в прозрачную воду родника. Холод охватил кожу сковывающими нитями в ледяной плен. Пальцы сразу же закоченели. По спине пробежал озноб, послуживший реакцией на резкую перемену в температуре. Мелкие серые мошки кружились над головой среди зарослей высокой травы, временами опускались на вспотевшее лицо или тёмные вьющиеся волосы. Женщина не спешила отгонять их, а устало сидела на траве, ополаскивая собственную шею и слезящиеся на солнце глаза. Впереди на холме виднелось поселение. Мелкие домишки были забросаны в хаотичном порядке. Большинство из них ограждали деревянные заборчики, где-то ровные, где-то кривые и полуразрушенные. За пределами поселения стелились зеленеющие луга, где уже с самого рассвета паслась скотина.
Умиротворённую тишину нарушил плач. Мисора сморщилась и оглянулась. Они всё ещё лежали там, в нескольких метрах от неё, два новорожденных белокожих близнеца, завернутых в тёмные тряпки. Оба мальчики. Мисора не любила мужчин. Она считала их лживыми и подлыми людьми, которые ни во что не ставят подобных ей.
Заплакал один, за ним второй. Как же сложно унять детей, а перестать слышать их вопли ещё сложнее. Женщина отвернулась, решительно сказав себе, что больше не выдержит этого. В конце концов, что она вообще делает?
Послышался шорох потревоженной движением травы. Внезапно детский плач стал громче. Мисора вновь повернула голову и в ужасе вскочила. Змея. Черная гадюка заползла на хрупкое тельце одного из мальчиков. Женщина замешкалась. «Что же мне делать?» Ребёнок плакал. Гадюка удобно обвила его шею, и прежде чем Мисора успела что-либо предпринять, вонзилась в нежную бархатную кожу. Женщина подхватила камень, лежащий подле её ног, замахнулась и сделала бросок, угодив точно в цель. Змея зашипела. Не медля более, Мисора схватила на руки уцелевшего близнеца и бросилась вниз по склону, крепко прижимая ребенка к себе. Второго уже было не спасти. Она бежала быстро, словно её преследовала смерть. Ноги то и дело скользили по траве, цеплялись за камни, а подол юбки рвался о колючие кусты. «Только бы не упасть. Нельзя падать. Я…» На глазах женщины навернулись слёзы. Ей хотелось громко разрыдаться, но она хватала ртом воздух и бежала не оборачиваясь. Младенец на её руках громко плакал. Ступни соскальзывали, и приходилось всё время притормаживать. Вряд ли гадюка бросилась следом, нет. Мисора бежала не от неё. Она бежала от того, кто шёл следом…