— Да ты…
Сказать, что я о нем думаю, я не успела… Он впился мне в губы, а я… Я ударилась пальцами ног в песок. Черт его дери — как он рассчитал. Я потянула назад губы. Но он снова поймал их и сжал ладонями мне щеки, чтобы мокрые волосы не лезли в лицо… Я, кажется, ни с кем не целовалась так долго… Да я, кажется, ни с кем вообще не целовалась… так… так…
— Так всех мидий съедят… — прошептала я, когда он вопрошающе уставился на меня, точно тоже не понял, что это сейчас было.
— А я чё-то как-то мидий больше и не хочу…
— А вот я хочу…
Мне даже хотелось ущипнуть его, только я боялась, что мне будет не прищипнуть его напряженные бицепсы. Ну никак…
— В кой-то веке ты чего-то хочешь…
Да, в кой-то веке я боюсь захотеть чего-то другого. Лучше дотянуть до ночи. Темнеет рано, не белые ночи — в темные южные можно и не покраснеть — хотя бы щеками.
Мы точно плавали только до буйков? Или до того берега — потому что дыхание оба потеряли где-то на середине. На середине нашего поцелуя. Соленого и сладкого одновременно.
— Даш, ты иди первой… — сказал Кузьма на берегу, схватившись за ногу. — Переодеваться.
Боже, какое счастье… Я так боялась оказаться с ним в кабинке вдвоем. Понятно, что он бы не позволил себе лишнего. Понятно, что я все равно разденусь перед ним… Но не так же — не со скрученным в жгутик купальником в руках, оставившим на теле глубокие борозды. Я вся красная и местами белая. Когда только успела обгореть? Да, мы не намазались во второй раз, но и на пляже пробыли меньше часа. Или тело все еще горит от него, от его рук и губ…
— Даш, у меня заноза… — Кузьма стоял, прислонившись к дереву, напротив выхода из кабинки. — Две я вытащил, а сбоку никак. Но ходить могу. У тебя случайно иголки нет с собой или… Щипчиков там?
— Щипчики есть, — я вспыхнула. Я даже не поняла, как они оказались в косметичке. Предвидение? — Пойдем домой?
— Ну, после мидий. Сказал же, что ходить могу.
А вот я уже, кажется, не могла. У меня вдруг отчего-то затряслись коленки. Оттого что время ни остановить, ни повернуть вспять. Вечер наступит, а за ним и ночь придет…
— Дашка, ты пить хочешь или напиться? Это как бы две большие разницы…
Я поставила на стол бокал и только тогда поняла, что вина в нем осталось на донышке. Совсем на донышке. На самом. Вот совсем малипусечка. А бокал не маленький такой. Не огромный, как в ресторане, куда Таська меня как-то вытащила — там нам действительно на самое донышко налили не больше ста миллилитров домашнего красного вина. Сюда хорваты уместили целый полноценный стакан вина. Белого. И я даже не могла с уверенностью сказать, чтоб оно мне шибко и понравилось…