Медленно, откуда-то из живота и вверх, меня захлестывало отчаяние – темное и глубокое, словно я медленно погружалась в болотную трясину.
– И что же мне делать?
Элька криво и жалко улыбнулась – что, по всей видимости, должно было означать симпатию и поддержку.
– Давай для начала всё же попробуем с Бурковой поговорить. Может, она долг на платежи распишет?
После короткого и довольно резкого разговора с богатой сучкой, в комнате которой я оставила весь свой заработок на ближайшие три месяца, мы с Элькей спустились в кафетерий – прийти в себя за стаканом дешевого кофе и столь же дешевого кусочка яблочного пирога на двоих.
– Может, обойдется? – подруга с надеждой подняла на меня глаза. – Скажешь, что перепутала…
– Мужика перепутала? – усмехнулась я, представляя себе, как нелепо все это будет выглядеть.
По уговору с Бурковой, для того, чтобы она простила мне долг, я должна буду поцеловать ректора уже после завтрашней первой пары, под конец которой он придет в класс разъяснить про новый закон о льготах для студентов.
Слава богу, никто не настаивал на том, чтобы я сделала это при всей аудитории – достаточно было подойти к ректору, когда в зале останутся лишь несколько человек, в том числе и подружка Бурковой, согласившаяся засвидетельствовать акт поцелуя.
Дело в том, что ректор после своих выступлений всегда задерживался, отпустив основную массу студентов и оставив лишь нескольких несчастных, с которыми хотел «поговорить». Обычно ничего хорошего это не предвещало – вуз у нас небольшой, и ректор сам занимался дисциплинарными нарушениями и назначением наказаний, за них полагающихся. И занимался он этими нарушениями хорошо. Основательно. С чувством и расстановкой.
С другой стороны, если и существовало время и место, когда можно было поцеловать Горыныча без особых потер – это явно было не оно. Настроение у него во время таких разборок было преотвратительнейшее – как в принципе и всегда, когда ему приходилось общаться один на один со студентами.
Меня всегда удивляло, почему он никогда не зовет к себе в кабинет на подобные «разговоры» – почему всегда и со всеми разбирается вот так, при всем народе, даже если речь шла о нарушениях… интимного характера.
Вполне возможно, что дело было в банальном желании унизить. А, возможно, в кабинете он хранил плетки, наручники и прочие пыточные инструменты, которые без надобности демонстрировать не хотел. В любом случае, ни один студент не мог похвастать тем, что побывал у Гордеева кабинете.
– Давай продумаем план, чтобы ты смогла потом оправдаться, – решительно заявила Элька.