— Что это? — беру в руки голубой конверт и достаю из него несколько фотографий новорождённого ребёнка, снимок УЗИ и, о Господи, последнее фото выворачивает душу наизнанку...
Я опускаюсь в кресло, словно подкошенный стебель, не отводя глаз от снимка. Цепенею от облика только что появившегося на свет человечка с застывшим истошным криком на лице. Синеватое, сморщенное существо с огромной головой и мутноватыми глазками, похожее на пришельца. Неестественно большие стопы с маленькими пальчиками. Крошечный, беззащитный, хрупкий, с кривоватыми ручками и ножками, с зажатой щипцами окровавленной пуповиной. Ничего общего с журнальными двухмесячными «ангелочками». Такого даже на руки взять страшно, чтобы случайно не придавить и не причинить боль. Малыш вынуждает меня затаить дыхание и до крови прикусить щёку. То, что я вижу — меня пугает и одновременно завораживает. Глаза щиплет, и я жмурюсь, сглатывая подкативший к горлу ком, с усилием рассматриваю расплывающуюся картинку, пока беспорядочные мысли разрывают голову, а грудь сдавливает тупая боль.
— Это твой сын, Илья, — сдавленно произносит Алина.
Отмираю. Обращаю на неё внимание. Она устало потирает ладонями лицо и поднимает его ко мне. Не таясь, смахивает тонкими пальчиками едва заметные выступившие слёзы в уголках покрасневших глаз. Мы какое-то время молчим, соприкасаясь тёплыми взглядами и, кажется, даже пространство в этой комнате дышит с нами в унисон.
— Почему он в инкубаторе..? — с трудом выговариваю слова, глотая несколько первых букв. — Почему с трубкой и с капельницей?
— Он родился недоношенным...
Её лицо мгновенно искажается болью и сожалением. Аля нервничает и от этого кусает дрожащую губу, перебирая пальцами бусины жемчуга на шее.
— Наш сын родился слишком крошечным... Врачи сказали, чтобы я смирилась и ждала. У Ильи было ровное число шансов выжить либо умереть.
Алина, сама себя не помня, вскакивает с места и дрожащими ладонями накрывает мои руки, удерживающие фотографии, рывком прижимает их к столу, впиваясь ногтями в запястья.
— Я прошла через все круги ада, Дмитрий, — в её охрипшем голосе сквозит отчаяние. — Каждый день продавала свою душу в обмен на его жизнь, молилась, сходила с ума и верила, поэтому заклинаю тебя: не рви мне душу заново, не ставь меня на колени, потому что ради него я готова на них ползать до конца своей жизни и целовать тебе ноги. Оставь мне ребёнка, прошу...
— Аля, я не собираюсь его отсуживать у тебя. Прекрати! — рычу на неё от злости за то, что не доверяет мне. Выдёргиваю руки из цепкой хватки, роняя снимки на стол, и обхватываю ладонями её голову, притягивая к себе. Наши лица так близко, что жар от сплетенного дыхания обжигает обоих. Взгляды мечутся, как загнанные птицы в клетке. — Я лишь хочу дать сыну свою фамилию и сделать его полноправным моим наследником. Можешь ты это понять или нет?! Ты лишаешь его отца по глупости! Из-за своей грёбаной обиды. Хватит меня ненавидеть! Хватит мне демонстрировать свою сильную сторону! Хотя бы раз побудь слабой женщиной и попроси помощи. Я дам всё, что тебе нужно, кроме страсти и чувств, этого у меня не осталось...