Рассматриваемый критический период формирования учения К.–Г. Юнга был отмечен появлением в его дискурсе еще одной важнейшей составляющей этого тотального мировоззрения — теории индивидуации. Хоманс считает, что именно понятие индивидуации аккумулирует в себе все основные тенденции личностного и интеллектуального развития Юнга и на этом основании квалифицирует его как отражение основополагающего процесса в формировании юнговской мысли. Именно в понятии индивидуации Юнгу удалось наиболее последовательно воплотить свою потребность в построении абсолютно целостной, холистской модели человеческой психики, а заодно — и всего мира как такового. Утолить нарциссическую потребность в грандиозности одним лишь установлением контакта с потусторонним миром (будь то Филемон или Саломея, «архетипы» или «изначальные образы», «боги» или «доминанты» бессознательного, как он называл агентов этого мира на разных стадиях формирования своего мировоззрения) невозможно: нужно ассимилировать этот безграничный материал в собственное сознание и тем самым достичь глубочайшей личностной полноты, целостности, нераздельности или, что то же самое, индивидуации. Об этом грандиозном слиянии Юнг впервые отчетливо заявил в написанной в 1916 г. статье «Трансцендентная функция» [121].
Детальное описание тех стадий психологического роста, которые, по мнению создателя теории индивидуации, личность проходит по мере достижения психологической целостности, во многом является отражением личной борьбы Юнга с одолевавшим его нарциссизмом. «В известной степени, — говорит Хоманс, — весь процесс индивидуации может быть понят как борьба с нарциссизмом. Разрушение персоны порождает, с одной стороны, инфляцию личности (нарциссическая грандиозность), а с другой — ощущение собственной второсортности (неуверенность в себе). Затем происходит диалектический процесс, в ходе которого инфляция якобы устраняется посредством применения к сопутствующим инфляции архетипам методики активного воображения. ... Однако архетип самости, появляющийся на финальной стадии индивидуации, целиком соответствует запросам нарциссической грандиозности» [95, р. 108]. О негативных последствиях подобной канонизации нарциссической установки Хоманс говорит следующее: «Те почитатели и пациенты Юнга и его последователей, которые всерьез воспринимают данную систему мышления, оказываются в эпицентре космогонического эпоса и начинают рассматривать традиции прошлого (равно как и современную им культуру) в качестве структур и процессов своего собственного сознания. Эта система побуждает их сосредоточиться на бесконечных раздумьях о самих себе, что, естественно, отрицательно сказывается на способности к установлению межличностных контактов и достижению объективности в понимании религий и культурных объектов прошлого» [95, р. 111]. Такое превращение зеркального отражения собственных субъективных переживаний в набор универсальных правил и канонов, которым добровольно соглашаются следовать многие другие люди (вполне реальные, живые, расплачивающиеся за эти каноны столь же реальными и живыми деньгами, не говоря уже о душах!), могло бы поразить любого (даже мифического) Нарцисса.