Расколдовывая Юнга: от апологетики к критике (Менжулин) - страница 78

случаями, просто тогда он еще не был психоанали­тиком. Эти оговорки весьма важны при чтении таких (необы­чайно выразительных, но не совсем точных с исторической точки зрения) пассажей об отношениях между Юнгом и Шпильрейн, как, например, следующий: «Не прошедший анализа, он оказал­ся неготовым к испытаниям своего ремесла, и первая же (кур­сив мой. — В.М.) встреча с “величайшим спектаклем приро­ды”, как называл соблазны своих пациенток Фрейд, закончилась провалом» [36, с. 189]. Если учесть, что в случае с Сабиной Шпильрейн Юнг выказал подобную «неосведомленность» уже вторично, то она начинает представляться совсем не «стран­ной» (как это кажется Эткинду), а, скорее, фатальной.




Мы не вправе рассчитывать на окончательное объяснение до тех пор, пока не дойдем до рассмотре­ния склонностей, верований, личных возможностей и взаимоотношений отдельных индивидов.

Карл Поппер. Нищета историцизма


ГЛАВА II Метаморфозы и символы нарциссизма


Вклад Питера Хоманса: контекстуальный подход


Несмотря на очевидные достоинства работ Элленбергера в целом и их важность с точки зрения зарождения исторической критики непосредственно К.–Г. Юнга, без определенных пробе­лов, и порой весьма существенных, в данном случае не обо­шлось. Например, сразу же после выхода в свет «Открытия бессознательного» в американских профессиональных истори­ко–научных кругах было отмечено, что Элленбергер практичес­ки повсеместно был склонен обнаруживать те или иные тек­стуальные параллели и на основании этого делать порой недостаточно обоснованные выводы об интеллектуальном воз­действии или влиянии. Первые критические замечания такого рода [60] были высказаны сразу же после публикации книги, а спустя тринадцать лет на этом изъяне работы Элленбергера остановился Пол Степански [170, р. 1–7]. Трудно не согласить­ся с Марком Микейлем, говорящим, что «простое сходство идей, высказывавшихся, как это очень часто бывает, в совершенно разные периоды, а порой к тому же и в рамках весьма отдален­ных друг от друга дисциплин, еще не может служить достаточ­ным основанием для установления между этими идеями кау­зальной взаимосвязи» [137, р. 41].

Любопытно, что подобного рода интерпретация была распро­странена следующим поколением исторических критиков и на одного из самых любимых героев Элленбергера — Карла Юнга, который, оказывается, тоже любил находить глубокие смыс­ловые связи там, где налицо было лишь внешнее сходство меж­ду теми или иными объектами. Как отмечает один из совре­менных продолжателей дела Элленбергера Ричард Нолл, характерной особенностью юнговского и юнгианского стиля псевдонаучной риторики была и остается именно «аргумента­ция с помощью аналогии». «Юнгианскому мышлению, — ут­верждает Нолл, — совершенно чужда идея о том, что аналогия не обязательно является истиной. Для юнгианцев все анало­гии истинны. Эта методологическая проблема, а также отсут­ствие критического мышления и несоблюдение простых прин­ципов логики полностью уводят Юнга (начиная с 1913 г.) и всех современных аналитиков–юнгианцев из области науки в царство чистой спекуляции, оккультизма и духовности «New Age». Многие юнгианцы заявляют, что теории коллективного бессознательного и архетипов подтверждаются современной квантовой физикой, исследованиями упорядоченных и хаоти­ческих состояний, изучением ДНК, генетикой или же, к приме­ру, лингвистической теорией Хомского, но и в этом случае все их аргументы строятся лишь на аналогии. А ведь аналогии могут оказаться ошибочными...» [30, с. 419–420]. Конечно, ве­лик соблазн продолжить эту мысль и предположить существо­вание некоей подспудной взаимосвязи (а то и преемственнос­ти) между Элленбергером и Юнгом. Боюсь, однако, что любые дальнейшие рассуждения о сходстве методов аргументации у Элленбергера и Юнга, в свою очередь, могут быть расценены как обнаружение смыслового единства там, где имеет место лишь внешнее подобие, и предлагаю читателю поразмышлять над этой проблемой самостоятельно...