— В больницу её поведёшь? На искусственное оплодотворение? — продолжат пытать Ризван. Глаза тёмные блестят. Словно ему весело.
— Нет. Делать мне больше нечего — бабло на неё тратить. Так справлюсь. Залью семенем до самых кишок, чтобы понесла. Но сейчас мне другая нужна баба. Разболтанная.
— Боишься порвать дочь Пороха?
— Не боюсь. Знаю. Так что давай… Пошевелись. Бабу мне найди. А ещё лучше двух. Пар немного спущу. Потом наведаюсь и к пороховскому отродью. Надо поскорее ей ребёнка заделать и сплавить с глаз долой.
— Уверен, что с первого раза получится?
— Вставить ей? Ты чё, блин, нарываешься?
— Не про тебя речь. Иногда бабы не залетают с первого раза. Я со своей женой много ночей провёл, прежде чем она забеременела.
Останавливаю речь Ризвана. Он понимает меня и переключается на другую тему.
— Ладно. Кажется, есть у меня одна баба на примете. Раздолбанная и готовая на всё. Тебе она точно понравится — усмехается Ризван.
— Давай её сюда! И парни пусть тоже разомнутся. Только без лишнего шума!
— Ну так поделишься? — предлагает Ризван.
— Ты раздолбанные объедки после меня хавать не станешь, — кривлю губы.
— Я не про себя говорю. Я вообще никого подбирать не стану. Ни гулящую, ни нетронутую, будь она хоть трижды девственницей. У меня жена есть. И сын.
Слова Ризвана о семье в груди яркой болью отдаются. У него есть семья. У меня ни хрена. Пустота. Вакуум сосущий.
— Извини, — тут же произносит друг.
— Не извиняйся, брат. Перед ладонью своей извинись. Она у тебя явно волосатая, — смеюсь. — И бабу мне дай. Срочно. Дымится всё…
— А-а-а… Всё-таки дочь Пороха умеет зажечь?
— Ты прикалываешься, что ли? — зверею почти мгновенно. — У меня от неё только изжога и желание со свету сжить. Сгноить падлу. Жаль, нельзя… Иначе все планы прахом пойдут.
— Я так и понял. Ухожу за гулящей бабой, — поднимается Ризван. — Скоро развлечёшься перед долгой дорогой.
Недолго в бане побыть успела. Или долго. Всё как во сне. Как в адовом котле. Это всё жар бани рассудок помутил.
Иначе бы я представить не могла, как сама по своей воле касаюсь этого Зверя. Осторожно и изучающе. Пробуя границы. Нет их.
Он суров, жесток и опасен. Это ходьба по тонкому весеннему льду.
Лучше не соваться. Иначе один неверный шаг — уйдёшь с головой под воду. Леденящую. Обжигающую до самого нутра.
Привожу себя в порядок. Умываюсь и надеваю нормальную одежду. Замираю в долгом ожидании.
Рядом кавказец опять появляется. Сидит, документы мои листает. Паспорт.
— Откуда взял? — спрашиваю. — Отдай.
— Сядь! — рявкает кавказец. Потом чиркает зажигалкой под нижним концом паспорта и сидит. Поворачивает так и сяк. Вертит. Жизнь мою сжигает.