— Не надо…
— Не скули, крошка! Мне тебя тоже не в удовольствие тебя использовать! Я привык, чтобы бабы текли и сами дыркой подставлялись… — хмыкает Зверь. — А у тебя не дыра, а щель крохотная. Пустыня, блять, горячая. Узкая и тесная…
Голос мучителя становится более хриплым и низким. Оголённой кожей живота чувствую, как его дубина снова каменной стала и дёргается. Концом в меня упирается.
— Узкая, но вкусная. Никогда таких не драл… — рычит Зверь. Совершает несколько порочных толчков. — Сладкая конфета, аж снова на тебя встаёт. Скажи спасибо, что я тебя только обрюхатить хочу. Иначе бы не слез. До рассвета бы на члене вертел.
Зверь говорит и трётся. Толкается в меня. Постанывает. Дышит мне в волосы. Грязно. Пошло. Одержимо.
— Трындец какой-то… Обрабатывать мой ствол тебе придётся, — выносит он вердикт. — Дрочить умеешь?
Тянет мои ладони. Пальцы кольцом сжимает. Накрывает своими. Двигает бёдрами.
— Крепче сожми, Малая. Не бойся. Я хером свои гвозди заколачивать могу. Жёстче! Ещё! Сильнее дёргай…
Он ускоряется. Движется как безумный. Его член тараном железным по тоннелю ладоней елозит. Вперёд. Назад. Снова вперёд. Чувствую его жёсткие паховые волосы.
Зажмуриваюсь от ужаса. Поскорее бы он выплеснулся.
— Глаза открой, Конфета! — приказывает.
Я готова на всё. Лишь бы отстал поскорее. Распахиваю глаза. Смотрю в его. Не мигая. Знаю, что у Зверя глаза тёмные, чёрные. Но в темноте сверкают. Острыми бликами. Плоть вспарывают. Прямо в душу заглядывают.
Волю мою ломают. Привычки. Мораль. Как фарш — в мясорубке.
Развращает меня своей похотью. Дубину свою раз за разом вонзает в мои ладони. Член скользит, как заведённый. Липкий, влажный, покрытый моей кровью и его спермой. Я чувствую запах. Он на мне и на нём. Запах его безумства.
— Давай! Жёстче обрабатывай! Передёрни мне сама. Чтобы кончил мощно! Мне твою щель сейчас трогать нельзя, а хочется, аж башку клинит…
— Не надо! Пожалуйста… Я лучше так.
Не верю, что говорю это. Тем более, не верю, что делаю. Но пальцы плотно смыкаю вокруг его толстого члена. Вены, как канаты, кровь перекачивают. Я дёргаю по нему сильнее и сильнее.
— Трудись над моим хреном, Малая! Ещё… Старайся, крошка, я кончить хочу. Давай!
Его тело трясётся и дрожит. Член пульсирует, как живое существо. Этот питон ненасытный готов извергнуться в любой момент. Я остервенело ладонями дёргаю.
Каменный. Горячий. Но кожа нежная и такая уязвимая, что в груди что-то сжимается. Я действую на автомате. Смотрю в его глаза. Тьма сжирает меня.
— Вот так, — удовлетворённо стонет, начиная дышать часто-часто. — Учишься быстро. О-о-о-о…