Не привыкать!
За день Заренков так нарабатывался, что проваливался в сон быстрее, чем голова падала на подушку. До отбоя еще с соседями по общежитию успевал пообщаться, взрослые разговоры послушать – вот, где реальная школа!
В комнате Вячеслав был самым «зеленым». Всем мужикам под тридцать и даже за тридцать, а ему – страшно сказать. Семнадцать! Как огурчик на грядке.
Тут такого наслушаешься – в книгах не прочитаешь!
Пришло время первой зарплаты. На руки выдали сто восемь рублей. Жить можно. Постепенно страх перед стройкой пропадал, улетучивался. На смену приходил интерес, азарт, вовлеченность. Молодой арматурщик начал самостоятельно и довольно легко разбираться в сложных чертежах и с удовлетворением ощущал, как тело набирается силы и крепнет. Но главное – он стал думать иначе. Он, рабочий, ставил себя на место своего бригадира и думал как бригадир: что не так? Что бы он изменил? Как бы организовал рабочий процесс? Вячеслав стал испытывать удовлетворение от реальных результатов труда. С вечера планировал себе задачи на завтра. Словом, втянулся.
Но месяца через два так потянуло домой, неотвратимо и ностальгически потянуло, с защемлением сердца. Вспоминалась мама, как она гладила его, златоглавого, по макушке, садясь ночью на край кровати. И отец, который никогда не учил его жизни словами – только примером. И сестра Валя, его верный хвостик…
Многое вспоминалось, но уже в других красках. Как будто ему показывали картинки из давнего прошлого, картинки прекрасные, но уже не понятно – он на них или не он.
С третьей зарплаты Вячеслав купил телевизор и прямым поездом «Ленинград-Орша» повез подарок домой. От Орши до Ходулов на автобусе. И радость встречи, суета, последние новости…
– Это ж у нас теперь второй телевизор в деревне! – с гордостью констатировал Адам Алексеевич, распаковывая черно-белый «Рубин». – Первый у колхозного бригадира Евгения Дмитриевича.
Выходной пролетел, как стрела башенного крана – вжик, и бадья с раствором уже наверху! Вжик, и пора на работу.
Он опять у калитки. И ему, возмужавшему, взрослому, на прощание мама дает три рубля. Почему так трогает этот простой, почти неуловимый жест?
– На вот, сынок, возьми на дорогу.
И сейчас, и через год, и через пять она, прощаясь, давала свой «рублик». А если не брал, то совала в карман. Этот бережно сложенный пополам «троячок» хотелось сохранить подольше или вовсе не тратить. Он тратил, а слова ее в памяти сохранял.
«Сынок, для людей делай так, как хочешь, чтобы они для тебя делали».
Это запомнилось от мамы.
«Не образование главное для человека, главное – это житейская смекалка и мудрость», – это уже от отца.