Я не успеваю.
Не так много фатов остается, когда меня настигает чужая пятерня и швыряет куда-то в сторону.
Теперь уже можно орать и визжать, ножом размахивать и факелом, попадая в чужую плоть и уши — да только все это мигом глушит какой-то проход, затхлый и мрачный, которого я и не предполагала возле собственного жилья.
По-видимому — тайный, но не для всех. Кто-то о нем знает. И этот кто-то тушит и факел и мои крики, выхватывает нож, а потом волочет в темноте — а может их двое? Или то гигантский многорукий паук? — сквозь паутину и неявный шум ворочающихся камней, тащит куда-то, несмотря на мое сопротивление, несмотря на то, что я очень… очень хочу жить.
И выталкивает через что-то узкое и холодное, выталкивает… наружу?
Я нутром осознаю, как-то сразу и всеобъемлюще, что я — на стене замка. На том приступке, что в нескольких местах опоясывает каменную махину.
Приступке шириной с мою ступню, с которого двинься — пропасть и смерть.
И ветер рвет жилы, пытаясь отодрать мои пальцы, вцепившиеся в трещины, оторвать мою щеку, примерзшую к стене…
Я кричу… но если кто меня и услышит глубокой ночью, снаружи, так это мои убийцы, что давно уже исчезли.
Я не могу ни нащупать ту дыру, из которой меня выпихнули, ни увидеть чего-то или кого-то. Глаза застилает пелена, тело коченеет в считанные мгновения, горло уже забито спазмом…
Хель, неужто именно такая смерть способна тебя развлечь?
— Кюна!
Мне это мерещится.
— Кю-ю-юна!
Меня зовут сверху. С какого верха? Там разве что кусок стены крепостной, но кто бы там прогуливался ночью кроме тех, что жаждет моей смерти?
— Дайте мне руку!
Чтобы победить гул в моих ушах и рев ветра нужно связки сорвать… и он это делает.
Я узнаю голос — ярл Клепп. Наверняка ему нужна моя рука, чтобы я за жизнь цепляться перестала…
— Поднимите руку! Я вытяну — обещаю!
Ярл Клепп? Тот, кто первый меня возненавидел, еще до того, как прочие прознали про мое существование?
Клепп, чей даже взгляд нес угрозу?
Ярл, который…
Сила большая, чем я сама, выталкивает наверх и руку, и пальцы, и их тут же хватают…
И верно тянут. Рывком, больно, ударяя мое уже почти безвольное тело об острое крошево, переваливая в спасительную каменную полость…
Я вцепляюсь в твердое тело ненавидящего меня мужчины и хрипло выстанываю свой ужас.
— Тише-тише, — тяжелая мужская рука прижимает к своей груди голову, — Все закончилось, кюна… Все закончилось.