— Да я скорее от таких разговоров с ума сойду! — воскликнула Маша. — С места не сдвинусь, если не расскажешь мне всё сию же минуту! Люська тебе кто? Друг или враг?
— Что за мысли у тебя в голове, Рощина? Никогда, слышишь? Никогда Люська не был и не будет мне врагом… — выдохнул Костя.
— Так, — Маша переплела свои пальцы с пальцами Кости на ручке чемодана. — Мы не будем обсуждать Люську без его участия. Мне тоже есть, что ему сказать, и я это сделаю. Уж поверь. Мало не покажется. Но сейчас я о другом. Что мы будем делать с опасностью, что грозит тебе и твоим родным?
— Ситуация под контролем, — коротко ответил Костя.
— И… это всё, что ты можешь сказать?!
— Не забывай, что я юрист. И мужчина. Я буду всё решать сам.
— Ой, ну… — протянула Маша. — Костя, ты слишком мягкий человек для этого… Прости, но…
— Что-то мне подсказывает, что я слишком поспешил с выводами однажды. За эти дни я многое понял. И собираюсь кое-что поменять.
— Ты сейчас о чём? — растерялась Маша.
— Обо всём. И о нас тоже.
После его слов Маша замолчала, и весь оставшийся путь они не проронили ни слова.
В доме их встретила Катя. Обняла Костю, позвала обедать. Маша, словно во сне, мыла руки и помогала накрывать. Костя быстро ушёл в свою комнату, и она не стала его беспокоить. Переоделась и спустилась вниз.
Серафима и Софья Дмитриевна заняли свои места за столом. Старшая Цапельская что-то напевала под нос и постоянно гоняла Катю на кухню то за солью, то за вином. Маша, глядя на происходящее, всё больше сходилась в мысли, что её мозг просто отказывается хоть как-то реагировать на это.
Обед прошёл тихо и церемонно, если не считать того, что Маша уронила вилку и чуть не опрокинула стакан с компотом. Вина ей Катя даже не предложила, хотя Маша с огромным удовольствием опрокинула бы в себя весь графин. Хотелось напиться и забыться. Она посматривала то на Костю, то на Катю, то на Серафиму, но никто из них даже не улыбнулся. Сосредоточенно жевали и стучали столовыми приборами.
— Я слышала, завтра похороны? — спросила Катя, подкладывая Косте голубец на тарелку.
Кусок застрял у Маши в горле, и она с трудом проглотила его.
Костя кивнул.
Катя встала и вышла. Вернулась через пару минут. В её руках было несколько купюр.
— Забуду потом. Ты передай Люсьену, пожалуйста.
— Хорошо, Катя, — Костя мельком взглянул на деньги.
Машу замутило. Нижняя губа её задрожала ни с того, ни с сего, и она прикусила её зубами. Не отрывая глаз от Кати, она еле сдерживала свои эмоции. Сюрреализм происходящего просто зашкаливал. Её просто распирало от желания бросить Кате в лицо обвинения в смерти отца Люськи, но она лишь сидела, напряжённо выпрямив спину и до крови тараня свою губу.