Цепляюсь глазами за перстни на её руках и пытаюсь сосчитать, чтобы отвлечься — на среднем и указательном пальцах правой руки их по две штуки, а ещё на мизинцах… М-да… Посуду она точно этими руками не моет. И мыла ли когда-нибудь вообще?
Сколько я уже сижу перед ней на этом неудобном стуле с выгнутой спинкой? Стреляю глазами в угол, где на крышке громоздкого рояля стоят старинные бронзовые часы — десять минут?! Невероятно… Спина затекла, шея ноет. Инструмент инквизиции какой-то, ей-богу, а не стул! Сидение обито узорчатым атласом. Кроме того, что задница просто горит от жары, мне всё время кажется, что я с него съеду. За всё время — лишь одна фраза, произнесённая скрипучим голосом: «Доброе утро!»
Добрым оно было три часа назад, когда мы с Костиком проснулись и, прижавшись друг к другу под одеялом, с удовольствием поздравили самих себя с приятным началом нового дня. Это уже потом, принимая душ, я вспомнила о сегодняшней встрече с его семьёй. Нет, я не забыла, конечно, готовилась и переживала целую неделю. Купила конфеты, погладила вещи в поездку себе и Косте.
Конфеты лежат сейчас на столе и им явно одиноко. Надеюсь, королева-мать распорядилась, чтобы подали чай? Или здесь и чай подают строго по регламенту английского чаепития?
Дёргаюсь от осознания, что мои губы всё-таки предательски разъехались в улыбке. Моментально зачесался нос, затем спина и уши. Опускаю голову и теперь разглядываю собственные босоножки.
За дверью раздаются шаги, и я шумно выдыхаю.
— А вот и я! — Костя проходит мимо меня к родственнице и, склонившись, прижимает кисть её руки к губам.
Камни радужно заискрились, словно в детском калейдоскопе. Пять штук колец на одной руке! Пять, Карл!
— Софочка, ты прекрасно выглядишь!
Софочка?! Однако…
Приободряюсь и выпрямляю спину. Возможно, мне здесь ещё и понравится. Старушка, конечно, очень своеобразная и всё время молчит, но может у неё какое-то старческое… э-э-э… заболевание? А смотрит так внимательно, потому что не понимает, кто я, и пытается запомнить. Внешне она очень даже неплоха — суховатая, правда, но на жердь не похожа. Ресницы и брови оформлены и покрашены, лёгкий искусственный румянец в меру. Сколько ей? Восемьдесят, девяносто? Сегодня как раз и узнаю. Дай бог, как говорится, всем… Немудрено, что голова плохо варит. Буду её в сад вывозить, покрывать ноги пледом и подавать чай в фарфоровой чашечке… Потом она привыкнет ко мне, и мы станем вести беседы о чём-нибудь возвышенном. Старикам, говорят, нравится, когда их слушают.
— Вы уже познакомились поближе? — Костя улыбается мне и я, чувствуя его поддержку, уже не сдерживаюсь и тоже улыбаюсь в ответ.