Через час такой подготовки первый лагерь гасил костры, и они вспыхивали в совершенно другом конце линии ласбарнской обороны, заставляя маневренных конников мчаться туда. Потом снова загорались костры в первом крыле нападения, затем — опять во втором. Костры разгорались и гасли, приближаясь все ближе к центральной точке армии. Замысел наверняка раскроется, говорили командиры Таммузу, и их удар лоб в лоб достойно встретят.
Конечно, замысел разгадают, согласился царевич. И стянут отборные части ласбарнцев к центру до того, как там досияют последние костры. А когда это случится, огонь лагерных пожарищ снова вспыхнет с западного крыла линии атаки аданийцев, но не у самого края, а недалеко от центра. Измотанные неустанными перемещениями врага ласбарнцы рванутся туда, опасаясь атаки незащищённых частей. И так будет продолжаться до тех пор, пока не станет ясно, какой угол из всех ласбарнцы стараются отстоять особенно рьяно, и пока утомленные солдаты не растратят в конец боевой пыл.
А главное, размышлял вслух Таммуз, пока конники-ласбарнцы и их незванные помощники саддары из Ургатской степи, не превратятся в пехоту.
Кони наверняка утомятся быстрее людей, и даже если враги все еще будут верхом, выбить их из седла, стянуть на землю с помочью коротких мечей с крюками на острие, спешить ударом копий по могучим конским коленям, окажется стократ проще.
И вот когда эти два условия случатся, когда утомленный враг в очередной раз кинется или даже не кинется, не поддастся на уловку, нужно будет нанести удар в противоположном конце линии обороны собственной отборной частью.
Чтобы обеспечивать такое количество костров деревом, вторая треть армии фуражировала окрестности с настойчивостью саранчи, а, чтобы нанести решающий, сокрушительный удар последняя треть отсыпалась несколько часов и теперь, стояла, укрытая покровом тьмы, в ожидании своего судьбоносного решающего броска.
Бросок удался. Отборные части воинства Хртаха, неведомого прежде лидера ласбарнского вторжения, оказались повержены и откинуты назад с невообразимой легкостью. Крепость была отбита.
Таммуз ликовал.
* * *
Он вошел в Красную Башню спасителем и стремительно бросился к сестре. Танира сильно исхудала, её прекрасные аметистовые глаза поблекли. Но она столь же радостно, как многие дни их юности, кинулась брату на шею. Обнимая тощее, слабенькое тело сестры, лишенное голодом едва наметившихся округлых очертаний, Таммуз плакал, прижимая крепче. Совсем же еще ребенок — а уже изнасилована аданийским выродком только потому, что достигла супружеского возраста.