Раненая Агония сидела на полу, прислонившись к стене. Криво улыбнулась, увидев хозяина, и опустила глаза в знак смирения.
Значит, Омела все-таки победила низших. Он осторожно приблизился к ней и мысленно позвал:
«Омела…».
Она встрепенулась и посмотрела прямо перед собой.
— Омела…
Свет моментально угас, а демонесса рухнула в объятия Льюиса.
— Ты пришел… — только и успела выговорить перед тем, как потерять сознание.
Он прижал ее к себе, как какое-то самое дорогое сокровище. Столько мыслей. Столько вдруг неизвестно откуда образовавшихся эмоций и чувств.
«Детка, потерпи только немного. Тебе так трудно пришлось, маленькая моя…». Он все это чувствовал и хотел сказать, но не мог.
Розовая масса низших существ, не переставая, терлась о его ноги. Омела изменила их. Но как? Как ей это удалось?
Его маленькая светлая демонесса, которую теперь он держал в своих объятьях. И которую никому и ни за что не отдаст, это точно. Он слишком долго ее ждал. Так долго, как никому еще не снилось. Целую вечность и еще немного. Станет ли эта вечность для него концом всего? Или началом чего-то нового…
Льюис неспешно покидал разрушенный дом, собираясь вернуться в логово на скале, туда, где он смог бы беспрерывно смотреть на свою девочку и ждать ее пробуждения. Это единственное, чего ему по-настоящему хотелось.
Все, что происходило до этого момента, вдруг стало не важно. И Тринадцатый Демон решил отпустить ситуацию с захватом власти. Нечего и не с кем делить. За его спиной все сложится ровно так, как и было до этого странного бунта. А потому его внимания совершенно не стоит.
Он соскучился по своей Омеле и его желания были непреодолимы.
Наступил, видимо, тот самый роковой момент расплаты за испытанные удовольствия, расплаты за любовь к демону. Так ведь нельзя. Не принято. Человек должен любить человека. А демон? Кого должен любить демон? Может ли он кого-то любить?
Омела не открывала глаза. Она лежала на большой мягкой кровати, застеленной черным шелком. Он раздел ее и теперь открыто любовался. Ей больше не нужно было смотреть, чтобы видеть. Пожалуй, с закрытыми глазами она теперь видела гораздо больше, чем с открытыми.
Его обнаженное, сильное тело нависало над ней, и сердце в ее груди бешено колотилось, заставляя грудь неровно вздыматься. Омела готова была просить приласкать ее, но отчего-то медлила. Им просто необходимо было застыть в пространстве вот так, распаляя своим бездействием желание друг друга.
Она любила его бесконечно. Так, как только может любить женщина. Не за что-то, а вопреки всему. Ей хотелось, чтобы он в очередной раз присвоил ее тело. А душу… Она отдала ее. Нет, не ему, но своей любви. Как и должно это быть в жизни.