Олег Сергеевич приготовился и… заиграл на струнах мелодию, которую я напевала Захару, когда объясняла про песню, и мне ничего не оставалось, как начать петь.
Как мне казалось, я пела дрожащим голосом, совершенно не понимая смысла слов, которые произношу, неосознанно абстрагировавшись от битком набитого зала и слепящего глаза света. Голос был словно чужой, как испорченная запись на диктофоне, сердце учащенно билось, в постоянном страхе, что вот-вот и зал засмеется. Кошмар.
Но время неумолимо текло, как и слова моей песни, и скоро эта нелепица закончилась. Худшее выступление в моей жизни.
Зал даже немного аплодировал нам, хотя музыка и слова были сами по себе, отдельно, абсолютно не слаженные, и все это чувствовали. От стыда щеки алели, я смотрела в одну точку вперед, опасаясь, что если увижу хоть одну ухмылку, расплачусь перед всеми. Но нужно смотреть страху в лицо, иначе не побороть. Почти развернувшись, чтобы уйти со цены, я решилась и оглядела быстрым взглядом зал, и, в самом низу, сбоку возле первого ряда я увидела Захара, стоявшего на лестнице и скрестившего руки на груди. Он стоял в полумраке, практически невидимый, и смотрел на сцену. Лица не было видно. Лишь иногда луч софитов, что бегал озорливо по залу, освещал фиолетовым светом его высокую застывшую фигуру.
Понимание того, что он бросил меня на сцене намеренно, окунуло с головой, но я лишь могла впиваться взглядом в это красивое помрачневшее лицо, исступленно сжимая руки. Зачем он так? Зачем притворялся? Неужели для того, чтобы весь зал про себя посмеивался, ибо такого ужасного номера не было ни у кого. Даже а капелла вышло бы лучше, чем это постоянное непопадание в лад.
И, главное, за что?
Он хуже, чем остальные. Те, смеялись мне в лицо, а он предал меня, посмеявшись за спиной. Притворившись другом.
Если бы не Олег Сергеевич… я бы упала в обморок, со мной бы точно случилась паническая атака. И он вышел помочь мне, не зная мелодии, не испугавшись того, что все может провалиться. Я ему бесконечно благодарна, но конкретно сейчас хочу раствориться и исчезнуть.
Не глядя на Олега Сергеевича, я убежала со сцены, бросившись мимо него. Позади гримерка и боковой выход. Чувствовала, как по щекам бегут горькие слезы от нанесенной обиды, но ничего не могла с собой поделать. Как он мог?
Я бежала до самого выхода из территории лагеря, но огромная калитка была заперта на замок, и я лишь бессильно уставилась в темноту сквозь прутья.
- Ненавижу!
Не выдержав, громко заплакала, вцепившись в калитку и уже не стесняясь своего отчаянного крика.