— Я о другом. Всё, что ты делаешь — неправильно.
— О, ты заговорила о правильности, родная? Очень вовремя.
Всё, что едва не срывается с моих уст, приходится удержать в себе. Исправить что-то невозможно, но есть надежда, что с мамой всё в порядке, она позвонит в полицию и меня спасут. А значит, я буду молчать, потому что вряд ли достучусь до того, кто сидит рядом.
— Проходи, — Слава толкает меня в спину, когда застываю на пороге незнакомой мне квартиры. Она — в спальном районе, в одном из одинаковых коробок-домов с безлюдным и глухим двором. С виду — совсем небольшая и необжитая.
— Слава… не надо так, пожалуйста…
Лепечу эти слова голосом, больше похожим на мольбу, чего совершенно не желаю. Ведь знаю, что нет никакого смысла ни молить его, ни угрожать. И сбежать тоже вряд ли удастся. И захлопнувшаяся дверь, отрезающая и без того несуществующие пути отступления — тому прямое подтверждение.
— Я сказал, проходи.
Осматриваюсь, скорее по инерции, чем желая понять, где очутилась. Разве это важно, если меня здесь запрут, и мама даже не сможет сказать кому бы то ни было, где меня искать? Например, Даву. Или полиции, которая вполне может отказаться вмешиваться в семейный конфликт.
— Что теперь будет? — выдыхаю рвано, обхватывая себя руками за плечи в бесплодной попытке согреться. В небольшой комнате, освещённой только тусклой лампой, ощутимо прохладно. Здесь стоит кровать и возле неё — маленький столик. И больше ничего. Даже занавесок на окнах — и тех нет.
— Теперь будет твоё наказание.
Он берётся за ремень на джинсах и мне становится окончательно нехорошо. Несмотря на скудное освещение и то, что всё расплывается перед глазами, я вижу, как во взгляде Славы отражается настоящее безумие. Если выберусь отсюда — сделаю всё, чтобы больше никогда с ним не встречаться. Сбегу на другой конец земли, не отойду от Невского ни на шаг, спрячусь так, что меня никто не найдёт — лишь бы только больше не видеть Славу.
Как так вышло, что абсолютно нормальный с виду человек вдруг превратился в такое чудовище? Всегда был таким, но тщательно это скрывал? У меня в голове — лихорадочно сменяющиеся обрывки воспоминаний. Как он смотрел на меня, что говорил, как реагировал. И сейчас в каждом — оттенок того, от чего стоило бежать, как от огня.
Слава приближается ко мне и всё, на что меня хватает, хрипло шепнуть три слова:
— Не надо, пожалуйста…
Он не слушает или не слышит — неважно. Просто идёт ко мне, вытаскивая из шлёвок ремень. Привяжет к кровати и станет насиловать? От этих мыслей к горлу подступает тошнота, встаёт комком, и я не могу произнести ни звука.