Она отворила дверь, румяная и взлохмаченная, руки перепачканы мукой, к щеке прилип завиток темных волос.
Элизабет смерила Дэвида долгим потрясенным взглядом, после чего вскрикнула и кинулась на него с объятиями. Он удивленно захохотал и неловко похлопал ее по спине. Несмотря ни на что, они всегда вели себя друг с другом сдержанно, буйный восторг — это что-то новое.
Он заметил, что глаза у отступившей Элизабет на мокром месте, дрожавшей рукой она прикрывала рот.
— Дэвид, — прошептала она, — это правда вы.
— Я, — осклабился он. — Можно войти?
Элизабет радостно засмеялась сквозь слезы, что Дэвиду приглянулось.
— Конечно. О чем я вообще думаю? Входите, входите! — Она втянула его в крошечную прихожую и закрыла дверь. — Хорошо выглядите, — молвила она и перевела взор на трость. — Вы пришли пешком?
— Аж из Мейфэра.
— Из Мейфэра? Боже правый, это же несколько километров!
— Колено начало побаливать, — сознался Дэвид. — Как думаете, мне можно сесть?
— Разумеется! Только поглядите на меня! Держу вас на пороге! Проходите в кухню и устраивайтесь. Я делаю пирог.
Он подметил, что засуетившаяся Элизабет слегка поправилась. Пухлая жизнерадостная барышня, кою он когда-то знал, сменила исхудавший призрак, что вернулся в Эдинбург после нескольких месяцев брака с сэром Аласдером Киннеллом. В простом бело-зеленом платье и переднике она совершенно не походила на печальную, богатую и великолепно одетую девушку.
— Вы делаете пирог? — переспросил Дэвид, следуя за ней в кухню, уютную комнатку с растопленной печкой. — Не знал, что вы умеете готовить.
В центре кухни он сел на один из стульев, что стояли вокруг стола. Деревянный стул грубо отесанный и старый, но края с годами истрепались. Сдержав вздох облегчения, он с благодарностью на него опустился.
— Раньше не умела, — призналась Элизабет. — Но, безусловно, приходится учиться. Я часто ошибалась, но, думаю, уже набила руку.
Из банки она зачерпнула муки и щедро посыпала деревянный стол. Жест — обычный, домашний — напомнил Дэвиду, как в детстве он сидел за материнским столом. Накатила волна тоски по тем простым временам.
— В общем, — продолжила Элизабет, чуть разрумянившись и глядя на стол, обсыпанный мукой, — Йен считает мой яблочный пирог замечательным.
— Он на работе? — справился Дэвид скорее для того, чтобы успокоить Элизабет, нежели для того, чтобы узнать ответ на вопрос: и так можно догадаться.
Она благодарно улыбнулась.
— Да, но к ужину вернется. Вы же останетесь поужинать, Дэвид? Он хотел бы с вами встретиться.
— С удовольствием, — заверил он. Чем дольше он пробудет вдали от Мёрдо, тем лучше.