Шир был прав, когда отправил меня в Запретный. Мне нет места рядом с принцессой. На ее спине теперь навсегда останется позорная отметина шлюхи. Она не заслужила ее. И меня — урода, который ее осквернил. Но она была моей Настоящей. Этого не изменить. Мне придется жить с этим. А ведь сфинкс может меня не простить, не принять. Стать отверженным своей парой — наказание, которое даже раксаш рискует не пережить.
— Я все исправлю, — повторил снова, надеясь, что это окажется правдой. Что у меня получиться спасти себя и нас двоих. А она позволит мне этого.
Мужик смотрел на меня с нескрываемым ужасом. Ясное дело, видеть полуголую девицу с дикими глазами, в крови, еще не стряхнувшую с себя жутковатую ипостась, ему доводилось не часто.
— Мои вещи, — просипела я и кинула ему жетон, висевший до того на цепочке.
Подхватив металлический кружок, он суетливо обернулся и принялся искать нужную ячейку. Несчастный подрагивал, явно опасаясь нападения. И мне не хотелось его успокаивать. В крови гуляло возбуждение от полета. Первого за долгое время. Спину сводило от боли. Шутка ли — преодолеть расстояние в десяток миль над рекой и лесом? Несколько раз я едва не падала от усталости, но смогла добраться до портала. За зданием хранилища рухнула на раскрошенный асфальт и прижалась к стене, переводя дыхание и втягивая свою сущность под кожу. Она сопротивлялась, помня, как много провела взаперти. Кожа оставалась бледной, а лицо заострившимся. Каждая кость оставалась чуть длиннее обычного. Глаза все еще сияли серебром. Лишь перистые крылья, которые я втайне считала прекрасными, исчезли сразу. Они снова стали едва заметным рисунком на коже.
Я постукивала пальцем по столешнице, ожидая, когда получу свои вещи. Не думаю, что много времени уйдет на то, чтобы привести себя в порядок и убраться подальше от этого места.
Один взгляд на узкое зеркало в стороне от стойки администратора убедил меня, что я недооцениваю масштаб проблемы. Мое изменение было настолько шокирующим, что все еще заставляло вздрагивать. Сложно представить, насколько отвратительной я кажусь окружающим. Оставаться почти человеком во второй ипостаси — что может быть хуже? Даже раксаши казались не настолько жуткими. Мама никогда не меняла сущность при свидетелях и всегда предупреждала меня, о том, что делать этого нельзя. Никогда. Она утверждала, что нас считают омерзительными на подсознательном уровне и у меня не было причин сомневаться в ее словах.
— Могу я забрать свой багаж в этом столетии? — вырвалось у меня чуть резче, чем следовало.