– Мне нужно, – сказал я. – У меня ребёнок. А у ребёнка никого кроме меня нет.
Ещё у Льва была Катя. Смешная девушка, которую я почти не знал. Та, которой я доверил самое дорогое, что у меня есть. По сути – все.
– Ребёнок, – протянула она.
И ничего больше не сказала – понимала, что причина уважительная. Что ради ребёнка можно переступить через себя. Нужно. Я оставил на столе деньги. Много. Я бежал в никуда с порядочной суммой наличных. Фея в сто кило покачала головой, но не пытаясь отказаться, не пересчитывая, засунула стопку в карман халата. И это я тоже оценил в полной мере – я уважал людей, которые знают цену своим поступкам. Она меня спасла, знала это, и мою благодарность приняла без лишних слов.
– Мне бы машину, – спросил я. – Пешком далеко не уйти, ты сама понимаешь.
Светлые брови сдвинулись на переносице. А потом кивнула – нашла решение. Так я стал обладателем старой бежевой шестёрки, с почти насквозь прогнившим днищем. Естественно, без каких либо документов. Ничего – главное, ездит.
– Ты там поосторожнее, – попросила фельдшер. – Ищут тебя. Вчера почти все деревни окрест прошерстили. Хорошо, что уходишь, и до нас доберутся. Я то смолчу, да мало ли народу тебя видело…
Я кивнул, принимая предостережение. Едва сдержав стон погрузился в машину – с трудом вместив в неё длинные ноги.
– Ну, поехали, – похлопал ладонью по рулю, подернутому сеткой трещин, отполированному чужими руками.
И поехал в деревню Кати. Она, казалось, спала. Две короткие улицы. Заброшенные, утопающие в подернутых золотом деревьях, дома. Красиво и сонно. Почти идиллия. Только – не верится в неё совсем.
Машину я бросил перед чьими-то воротами. Обошёл дом, утопая в крапиве, какой-то особенно злой осенью. Невольно посмотрел на избушку, в которой прятался так недавно. Затаился за кабинкой туалета. В доме кто-то был, я явственно это чувствовал. Но скорее всего это лишь один человек. Не очень нужный – вот и оставили караулить дом, на случай, если Катя вернётся. Ступенька веранды скрипнула, но на шум никто не вышел. Не удивительно, мужчина, оставленный на всякий случай, самым бессовестным образом спал.
Я взвесил свои шансы – с сонным справлюсь точно. Несмотря на раны, несмотря на то, что частью, вместо крови, во мне физраствор.
– Эй, – заорал горе сторож, разбуженный не самым деликатным способом, когда я заломил ему руку, лишая сил сопротивляться. – Больно!
– Я знаю, – ответил я. – Так и задумывалось. Рассказывай.
Он глубоко втянул воздух. Попытался вырваться, потом сдался. Я его держу за заломленную руку, любуюсь его затылком. На нем подживающая ссадина и начинающий уже желтеть синяк.