Мужчину я не могла выбросить из головы целый день. Офис гудел, работа моя была монотонной и нудной, я просто засыпала порой. А потом сквозь дрему видела его глаза и вздрагивая пробуждалась.
– Снова в свой колхоз? – спросила меня Анька, моя коллега, по окончанию рабочего дня.
– Снова, – вздохнула я.
Ехать не хотелось, но домой, в квартиру, ещё меньше. Папа лучился счастьем, я не могла его в этом винить. Но…чувствовала себя лишней, никому не нужной неудачницей. Да и скрипящая по ночам кровать в соседней комнате… Нет, спасибо. Пусть наслаждаются без меня, пусть папа и звонил, ворчал, требуя домой. Голос его был наигранным – ему хорошо было там, с новой женой, без меня.
– Отличных выходных!
Словно не знала, что туалет на даче на улице и связь не ловит совершенно – я уже успела пожаловаться. Я понуро потащилась на вокзал, показала проездной, привычно залипла в телефон. О мужчине мне думалось, да, но сегодняшнее утро казалось таким далёким, нереальным. Жизнь совершенно не готовила меня к тому, что должно было случиться.
Уже темнело – осень, пусть и только сентябрь. Я шла не спеша. Что-то напевала даже. Прислушивалась, но кроме разговора таких же, спешащих после работы на дачу, никого не услышала. Незнакомец появился в моей жизни и исчез.
К дому я дошла уже совсем одна – попутчики свернули по пути. Темно, только светится лампочка на кухне – оставляю её для спокойствия. Тихо. И…только на старой веранде что-то темнеет. Шевелится.
– Геннадий? – спросила я.
Геннадий, это ёжик, который прибегал ко мне кушать. Яблоки отвергал, а вот курятину хомячил с удовольствием. Но для Геннадия то, что было на моей веранде было явно великовато. Я затаила дыхание. Шагнула ближе, благо это и на маньяка похоже не очень. Достала телефон, связи нет, но как фонарик использовать можно. Посветила… и тихонько осела прямо на землю у крыльца.
Это было что-то вроде корзинки. С ручкой. А в ней…в ней копошился младенец. Яркий свет фонарика ему не понравился, он щурился, морщил нос, и как будто даже собирался плакать, но ещё не был в этом уверен. Один кулачок выбрался из одеяльца, в которое он был завернут. Я все ещё не нахожу слов. Мало того – я не нахожу даже мыслей. Просто свечу телефоном и смотрю. Младенцу моё бездействие надоедает, он открывает крошечный ротик и плачет. Горько, так же, как утром.