— Почему вы грустны? Какова причина? — спросил маркиз д’Эффиа как-то после поездки, и его губы изобразили что-то вроде улыбки. Блестящие волосы зафиксированы так точно, как место гостя за обедом, глаза оловянные и бесстыжие.
Мадам ничего не ответила. За какой бы угол она ни свернула, там оказывались либо он, либо шевалье де Лоррен, либо Елизавета де Гранси. Каждой принцессе нужны свои драконы, но у нее таковых не осталось. Одну за другой у нее отобрали всех верных ей придворных дам.
Клика пустила слух, будто между Мадам и одним капитаном из гвардии Месье завязался роман. Король нанес им визит и увидел, как холоден с нею Месье. Мадам чувствовала себя тем слоном, которого незадолго до этого на ее глазах в присутствии короля расчленили, — слишком большой и распространяющей вокруг себя отраву. Она умоляла короля позволить ей удалиться в монастырь.
— Наша дружба не позволяет мне разрешить вам покинуть меня навсегда. Я решительно против этого. Выбросьте эту мысль из головы, — сказал он и напомнил ей о ее долге.
— Меня отравят, как первую…
— Нет, Мадам, — сказал король, призвал Месье, и они кое-что согласовали.
К тому времени яд подбирался уже и к самому королю. Шамбр Ардент, «Огненная Палата»,[15] специальный суд, расследующий колдовство, был остановлен, когда судьи добрались до Атенаис де Монтеспан. Ее обвиняли в том, что она дала королю приворотное зелье и голая принимала участие в черной мессе, на которой приносились в жертву младенцы. И все же яд мог оказаться в молоке, в вине и в клизмах. Отравляли нюхательный табак и перчатки. Дочь Месье от Генриетты, выданная замуж за горбатого Филиппа и ставшая королевой Испанской в двенадцать лет, была отравлена сырыми устрицами, поданными горничной. У нее выпали ногти, и она умерла, отравленная дочь отравленной матери.
Поначалу, прибыв ко двору, Мадам думала, что оставила далеко позади Рейн с его привидениями, где ее дядю Руперта считали колдуном, а его черную собаку — дьяволом, и целые армии отступали перед ним. Однако и здесь, во Франции, обнаружились призраки, и чары, и сумки с жабьей лапкой, сжимающей сердце, завернутое в крыло летучей мыши — все в бумажной обертке, покрытой символами, которых никто не мог прочесть. Еще она была наслышана о черном младенце королевы, тайно увезенном в какой-то монастырь. Королеве подарили Османа, карлика-мавра, всего двадцати семи дюймов ростом, который ходил за ней, как любимая собачка, держал ее шлейф, пряча в него свое лицо, сидел у нее на коленях; следуя королеве, все придворные дамы обзавелись крошечными маврами, и тех даже изображали на портретах. Однажды, когда королева была на сносях, Осман, выскочив откуда-то, так напугал ее, что дитя, как говорили, родилось черным (ибо дитя приобретает качества того, на что посмотрит, испугавшись, беременная женщина). После несчастного случая с королевой молодых беременных женщин остерегали смотреть на Мадам.