Поэтому упрямо качаю головой и поджимаю губы.
— Моё воспоминание! Не отдам.
— Ты как ребёнок, Эби! Честное слово, — вздыхает синеглазый и всё-таки чуточку смягчается. Но недостаточно, чтобы я успокоилась. Как будто что-то хрупкое, что родилось между нами, разобьётся на осколки, если я сделаю, как он просит. Но, кажется, моего разрешения тут не нужно. Чтоб им, этим Инквизиторам…
Отворачиваюсь, чтоб показать, до какой степени обижена и расстроена тем, что он без спроса лезет в мою голову… но неожиданно нежное касание к щеке снова заставляет забыть обо всём. Забыться в этой случайной ласке. Неправильной, невозможной.
Он проводит кончиками пальцев по щеке, осторожно поглаживает. Мне снова слишком приятно, чтобы это можно было списать просто на его мужское обаяние. Какая-то странная магия рождается от этого притяжения кожи к коже, от нашего столкновения — словно двух звёзд в небесной бездне, так долго летевших мимо друг друга, но неожиданно сошедших с орбит.
— Покажи, Эби! Мне правда это нужно.
Больше не приказывает — просит. И возможно, именно это заставляет снова приоткрыться двери моих воспоминаний, которые я устаю сдерживать.
…За окном снег. Такие пушистые огромные хлопья падают с тёмного неба в ранних сумерках. Девочка в белом платье с двумя туго заплетёнными косичками сидит у окна и смотрит, как мимо идут нарядные люди. Смеются, поют песни. Семьи, дети. Девочка одна — она почти всегда одна, но у неё есть целая свеча, обережный круг света, разгоняющий тьму по углам, и она ждёт возвращения дорогого ей человека. Терпеливо ждёт, прислонившись лицом к стеклу, увитому морозными узорами.
Домик совсем маленький — один этаж, две комнаты и закопчённая кухня с печкой. Но это всё равно намного лучше, чем было летом, когда девочка с мамой жили в лачуге на окраине деревни. В городе вообще лучше — интереснее, есть на что посмотреть за окном. Здесь девочка с мамой живут уже два месяца, им удалось убедить горожан, что они просто пекут хлеб на продажу. Всё-таки, у них обеих белые платья, а это рождает меньше подозрений. Да и булочки у мамы получаются выше всяких похвал.
Скрип двери. Девочка срывается с места так быстро, что падает стул. Бежит навстречу со всех ног… и замирает у порога.
В открытую дверь входит женщина в чёрном. Белые хлопья снега не тают на её плечах и потерянном, бледном лице.
В руке женщины зажата горсть золотых монет. Целое состояние. На них можно купить здоровенный дом в центре города и вообще не работать. Вот только…
— Мам… что ты сделала, мам?! Почему оно стало чёрное? Почему твоё платье чёрное?!