Датчанам не понравился такой ответ, а Эйвинд и Асбьерн обменялись задумчивыми взглядами. Они-то знали, что Сакси никогда не скажет больше, чем людям нужно услышать.
– Что ж, – Эйвинд поднял руку, и недовольные голоса тотчас смолкли, – будем надеяться на удачу. Но прежде, чем мы отправимся в путь, пусть каждый из вас даст слово, что поможет мне войти в дом моего отца не вором, не убийцей и не разбойником, а защитником и законным наследником Торлейва конунга. Пусть те, кто желают мести, помнят о справедливости. Я лишь хочу, чтобы память о Стервятнике превратилась в пыль, и ветер унес ее подальше от острова. Вот так.
Хёвдинги слушали молча, только Ивар негромко повторял сказанное по-словенски – для Радима. Княжич тут же спросил:
– Что если Олав поднимет против тебя твоих же сородичей? Биться нам с ними или нет?
– Скажи, Мстилейвссон, смог бы какой-нибудь чужеземный вождь заставить тебя сражаться с братьями? – усмехнулся в ответ Эйвинд. – Вот и люди на Мьолль вряд ли забыли, как хорошо им жилось при моем отце, и не пойдут за тем, кто предательски погубил его. А если кто и пойдет, то пусть его ждет та же участь, что и Стервятника – смерть!
Через день на рассвете четыре боевых корабля отправились в море. Накануне прощались все – отцы с сыновьями, мужья с женами, женихи с невестами. Ольва смотрела на драккары, кусая губы: ее мечты о большом походе по-прежнему оставались всего лишь мечтами. Да еще боязно было за мужа – случись с ним беда, что она скажет ребенку, который скоро появится на свет?
– Ты эти глупости брось, – весело сказал ей перед отплытием Лейдольв. – Я вернусь живой и здоровый, чтобы обнять тебя и моего маленького Оттара.
Ольва только вздохнула, но про себя посмеялась от души: Ботхильд еще в начале весны сказала ей, что родится дочь.
А юная Сванвид который день не могла сдержать горьких слез – так не хотела расставаться с мужем. Да и Халльдору тяжело было глядеть на нее, плачущую, сердце разрывалось… Кончилось тем, что пришла Унн и настрого велела приемной дочери умыть лицо холодной водой и улыбаться, что бы ни случилось:
– Ты жена будущего хёвдинга. Думаешь, он всю жизнь просидит у тебя под боком? С весны до поздней осени будешь спать одна – привыкай!
Фрейдис не плакала. Смирившись с предстоящей разлукой, молча помогала мужу собираться в дорогу, подавала нужные ему вещи или просто сидела и смотрела, как он укладывает в походный сундук чистые рубахи, теплый плащ, куртку из прочной кожи. И думалось ей о том, что дом без Асбьерна опустеет. Впереди будет много одиноких дней и бессонных ночей, и не у кого будет спросить совета, если возникнет надобность, и не с кем поделиться тем, что лежит на душе…