— Что это? — спросил он, произнеся это вслух, прежде чем понял, что хочет сказать. — Что это между нами, Уинтер?
Когда её глаза скользнули вверх, встретившись с его, он сглотнул, хотя ему и не нужно было глотать.
— Мы когда-нибудь поговорим об этом? — сказал он.
Выражение её лица сменилось с сердитого и раздражённого на озадаченное.
Затем он увидел, что её раздражение вернулось порывом, который запылал на её щеках.
Несмотря на это, он не мог не быть тронут её непониманием и силой эмоций, которые он видел и чувствовал за этим. Это тронуло его и пробудило в нём сочувствие, и резонировало с его собственным замешательством настолько, что ему пришлось подавить желание схватить её, привлечь к себе.
— Поговорим о чём? — переспросила она, притягивая его взгляд к себе.
Её глаза заблестели, когда она увидела, что он смотрит на неё.
— О чём мы будем говорить, Ник? — спросила она. — О том, что ты никак не можешь решить, убегать тебе от этого или нет?
Её слова прозвучали как удар под дых.
Он почувствовал, как его челюсти напряглись.
Он не знал, что сказать.
Он попытался определиться, права ли она.
Но он уже знал, что она права.
Он не станет оскорблять её, отрицая это.
— Ты уже поела? — вместо этого спросил он.
Она моргнула, затем хмуро уставилась на него.
— Уинтер, — сказал он. — Давай спустимся вниз.
Что-то в ощущении её постели — прямо здесь, на периферии его зрения, со свежим чистым постельным бельём — мешало ему думать в её присутствии сильнее, чем обычно.
Она уставилась на него, и непонимание на её лице усилилось.
Затем, когда раздражение в её глазах сменилось настоящим гневом, она повернулась к нему спиной и направилась к лестнице. Он посмотрел ей вслед, понял, что пялится на её задницу, и заставил себя снова отвести взгляд.
Он смотрел ей вслед и изо всех сил старался не броситься за ней.
Он заставил себя стоять, прикусив язык, может быть, чтобы не сделать или не сказать что-нибудь ещё хуже.
Какая-то часть его всё ещё боролась с… этим.
Большая его часть боролась с этим.
Те его части, которые не боролись с этим, которые понимали это и не имели с этим никаких проблем, трахнули бы её и укусили в первый же день, когда он встретил её. Вероятно, в тот же момент, когда они остались наедине. Остальная его часть даже не знала, как это назвать.
Что бы это ни было, он не мог отрицать сексуальную составляющую.
Но секс был самой лёгкой частью.
Секс не был той частью, которая беспокоила его.
Он мог притвориться, что это так, но знал, что это не так.
Он пытался убедить себя, что это та часть, которая её волнует — что секс был причиной её злости на него, смятения и эмоций.