Девять.
- Не кури при мне голым. Никогда!
Я развернулся к ней лицом, как раз когда она медленно слизала капельку с нижней губы. Это же... Черт знает, что такое, но от этого зрелища эрекция мгновенно обозначила свое присутствие. Мой девственный персонаж-романтик-зомби-импотент сдох бы от зависти: я мгновенно утащил ее обратно в кровать.
Дана даже мяукнуть не успела, а я уже снова был в ней. Наши губы сливались воедино. Полубезумное вожделение от коктейля рвало меня на части. Я чувствовал, что ее объятья стали отдавать близящимся освобождением.
- Сделай это сама, - я перевернулся на спину, усадил ее на себя. Дана приподнималась и опускалась, не отводя глаз с моего лица.
- Невозможно... Это невозможно! – кричала она в потолок выгибаясь.
Десять.
Дана упала мне на грудь, хныкая, уткнулась носом в шею. Я дал ей время отдохнуть, окутывая нежным шепотом, мягкими поглаживаниями.
- Я не могу. Клянусь, я больше не могу, - бормотала она мне в плечо.
- Пожалуйста. Я хочу с тобой.
- Сил нет.
- Просто лежи. Не двигайся...
Я крепко сжал ее ягодицы и слегка приподнялся. Медленно, аккуратно. Вверх – вниз. Стон. Чуть быстрее. Ее объятья теснее, стоны громче. Не могу. Хочу! Черт с ним со всем. Меня накрыло пеленой непреодолимого желания. Я посылал резкие толчки снизу вверх. Я чувствовал ее, я жаждал ее. Дана цеплялась за мои волосы, словно хотела вырвать клок на память. Я сжал зубы, осознавая, что она сама посылает бедра мне навстречу. Ее стенки сжимались так тесно. Я закричал. Дана впилась зубами мне в плечо, вздрогнула, прогнулась. Даже сумасшедший красочный оргазм не помешал мне разглядеть, как она, беззвучно открывая рот, смакует свой одиннадцатый раз.
Я прокралась в свою комнату, прижалась спиной к закрытой двери. Дурдом. Психушка. Антиреальность. Глаза слипаются, в голове шумит, руки не поднимаются, ноги ноют, а уж между ними... Этот дьявол был прав, я приложила чертовски много сил, чтобы вытащить свой зад из его пятизвездочной койки. Но еще сложнее оторвать глаза от разглаженного сном лица Келлана.
Я полагала, что утро в Лос-Анджелесе было особенным. Дура. По сравнению с ночью в Берлине оно казалось желторотым сопением неоперившихся юнцов. Я не собиралась более испытывать удачу и собственную промежность на прочность – просто удрала, сбежала. Трусиха? Да. Всю мою дерзость и смелость он выбил с одиннадцатой попытки.
Я стащила сапоги, одежду и свалилась в кровать, мечтая провалиться в спасительный сон. В сумке затрещал мобильник.
- Чего тебе? – промямлила я, точно зная, кто звонит.