Мистрисс Гарольд Смит во всем была противоположностью своего супруга. Она была умная, веселая женщина, недурная собою для своих лeт — а ей было уже за сорок,— умeла цeнить всякую выгоду, наслаждаться всяким удовольствием. Она не была ни трудолюбива, ни учена, может-быть не во всем отличалась политическою честностию — какая женщина когда-нибудь вполнe постигала внутреннюю необходимость и внeшния выгоды политической честности?— но она не была ни натянута, ни напыщенна, и если была самонадeянна, то не показывала этого. Относительно своего мужа, она была женщина разочарованная; потому что она вышла за него в предположении, что он сдeлается видным политическим дeятелем, и надежды этой до тeх пор мистер Гарольд Смит вполнe не оправдал.
Леди Лофтон, когда она говорила о чадьдикотском кружкe, мысленно включала в него и епископа барчестерскаго, его жену и дочь. Приняв в соображение, что епископ Проуди был, без всякаго сомнeния, человeк поглощенный религиозными чувствами и интересами, и что мистер Соверби не имел ровно никаких отношений к религии, можно было бы подумать, что не было никаких поводов к сближению между этими двумя лицами; но мистрисс Проуди и мистрисс Гарольд Смит были связаны дружбой, продолжавшеюся с самаго того время, как Проуди стал управлять эпархиею, то есть лeт пять; и поэтому епископа возили в Чальдикотс каждый раз, как мистрисс Смит приeзжала в гости к своему брату. Мистера Проуди никак нельзя было назвать верхне-церковным прелатом, и леди Лофтон никогда не могла простить ему его назначения в ея эпархию. Она питала глубокое инстинктивное уважение к епископскому сану; но о самом епископe Проуди она едва ли была лучшаго мнeния чeм о мистерe Соверби, или об этом злокозненном герцогe Омниумe. Каждый раз, как мистер Робартс, чтоб объяснить какую-нибудь отлучку, говорил, что будет имeть удовольствие видeться с епископом, нижняя губа леди Лофтон презрительно передергивалась. Она не могла прямо высказать, что епископ Проуди — нельзя же было назвать его иначе, как епископом — по ея мнeнию был плох: но этим передергиванием губ она давала понять тeм, кто знал ее, что таково в сущности было ея убeждение.
К тому же говорили,— по крайней мeрe об этом слышал Марк Робартс, и слух Этот скоро дошел до Фремле-Корта, что к сборищу в Чалькикотсe присоединится и мистер Саппельгаус. Мистер же Саппельгаус был еще более опасным товарищем для юного, порядочнаго, высокоцерковнаго, консервативнаго священника, чeм даже Гарольд Смит. Он также был членом парламента, и в началe войны с Россией, часть столичной журналистики с энергиею указывала на него, как на единственнаго человeка, который может спасти отечество. "Будь он министром, говорил Юпитер,— и была бы еще нeкоторая надежда на реформу, нeкоторая возможность, чтобы древняя слава Англии не совершенно померкла в эти опасные дни." Послe этого министерство, не ожидая особенно спасительных дeйствий от мистера Саппельгауса, но желая, как и всегда, имeть за себя Юпитера, обратилось к этому джентльмену, и дало ему должность. Но как человeку, рожденному для того чтобы спасти отечество и управлять цeлым народом, довольствоваться мeстом товарища министра, или втораго секретаря? Саппельгаус остался недовольным, и дал понять министерству, что ему принадлежит по праву мeсто гораздо более высокое чeм всe мeста, до тeх пор предложенныя ему. Либо государственную печать, либо военное министерство, вот альтернатива, которую он предлагал удрученному заботами главe кабинета, нимало не сомнeваясь, что глава кабинета признает его права, и убоится праведнаго гнeва Юпитера. Но главп кабинета, как ни был удручен заботами, знал, что можно заплатить слишком дорого даже за содeйствие мистера Саппельгауза и Юпитера, и спасителю отечества сказали, что он может гремeть против министерства, сколько ему угодно. С тeх пор он гремeл без остановки, но и без ожидаемаго успeха. Он был очень близок с мистером Соверби, и рeшительно принадлежал к чальдикотскому кружку.