— Признаю, что перегнул палку, — посмотрел прямо на князя.
Тот тоже взора не отводил.
— Признаёт он… — чуть помолчав, хмыкнул князь, — ладно уж, не маленький отчитывать, как отрока нерадивого. Но пыл свой поумерь, сам знаешь, как нас ныне давит со всех сторон, и ты ещё… — Годуяр смолк, шумно выдохнул через нос. — Может, тебе жену пора взять? — вдруг добавил он.
Далебор развернулся к князю.
— Может и пора, разве только дочь Гремислава.
Годуяр закаменел, взглядом пристыв к сотнику, а потом отодвинулся от стола, рассматривая Далебора пристальней, будто до этого и не знал его. Усы его поползли в стороны.
— То-то ты как петух вчера хохлился, — усмехнулся шире Годуяр, повеселев заметно, но тут же посерьёзнел, — не могу тебе ничего ответить, Вейя одна осталась, ей ласка и тепло нужны, сможешь ли ты это дать ей?..
Далебор почувствовал, как внутри скручивается что-то — знает князь, куда бить нужно, где изъян найти. И догадки подтвердились, уж замыслил что-то князь, от своего так просто не отступится.
— …Но это и не значит, что это отказ мой, посмотрю, как дальше будешь...
Глава 32
Вейя проснулась от поднявшегося в становище шума, приподнялась, сбрасывая шкуры, да тут же дыхание из груди пропало — ушибы сковали тело. Всё то, что стряслось вчера, волной нахлынуло, придавив, будто глиной холодной: и налёт кангалов, и кагановская дружина, и застолье… Потому и спала так крепко — устала, что, едва добравшись до мягкой постели, в сон провалилась. И всё равно не покидало всю оставшуюся ночь ощущение взгляда на себе пристального, глаз чёрных, как дёготь, хазарича этого. И не сказать, что неприятен его взгляд: хоть крови чужой, но было в нём немало того, что от других его отличало и притягивало против воли. Внутри скручивалось смятение, разве что не страх, но только не перед ним, а перед рождавшимися внутри чувствами, тревога будто какая-то. И упреждения Доброрады сразу вспомнились. Ох, и надо же было волшбу наводить? Теперь предсказание это покоя не даст, так и будет чудиться повсюду подвох какой.
И всё равно подальше от него нужно держаться, как бы беда теперь не случилась по вине её, ведь с Гадуяром Вейя всё же пошла в Каручай, хоть волхва отговаривала. Хотя чего ей опасаться, сам князь забрал под своё крыло и вчера о ней не забыл, вон и к себе позвал, увидеть хотел, что невредима она и цела.
И всё же хазарич этот — Тамир — не случайно повстречался ей. Выходит, если б он не вызволил из когтей татей, кто знает, что сталось бы с ней. Вейя повела зябко плечами — не следует прельщаться сильно тем. Он в последнюю очередь её заметил — головы врагов считал да думал, какая слава о нём будет, до полянки ему и дела не было. Чужой он, и говор у него чужой, и глаза полные жара пугали. Веяло от хазарича степью дикой — за версту понять можно, что хозяин он простора бескрайнего, что за полесьем пролегал до самого окоёма и дальше — до самых гор, там, где жизнь другая и род другой, откуда и пришёл он в леса дремучие.