- Ну, так и не приживутся?
- Да я не про дедушку. Дедушка, он, как раз, безобидный. Я за девку ту, москвичку...
- А что девушка?
- Красива больно... Да краса у нее не нашенская, не скромная... Наглая она... Я таких знаю... Вон, Федька Зотовский с нее глаз не спускает, а она, чай что, не девка? Али Федьку примет, али будет большие неприятности, больно Федька ярый быват, когда его телка брыкаться начинаеть...
- Господь милует, не будет этого...
- Вы, батюшка, нашего села не знаити ешо. Тут у нас как Зотовские покладуть, так и будеть. Противу них никто не попреть.
И отец Иоанн, благословив Никаноровну, пошел в себе в дом, чтобы перекусить и отдохнуть от дня, который казался ему бесконечным.
Жанна вернулась домой немного раньше обычного. Александр, водивший машину достаточно хорошо, сумел выехать так, что прорвался через московские пробки раньше, чем они успели образоваться. На этом сэкономили почти полтора часа времени. Но все равно, стало быстро темнеть и Жанна, всегда такая спокойная, в тихом доме, где не было Дэна, стала чувствовать себя неуютно. Она сначала ощущала простенькое легонькое беспокойство, но очень быстро это беспокойство переросло в настоящую тревогу. Жанна не находила себе места и стала метаться из угла в угол дома. В конце-концов, она приняла решение и вышла на поиски Дэна.
Холодный осенний ветер дул с поля. Он пронизывал насквозь. Жанна, не любившая этих холодных осенних ветров, была одета несколько легкомысленно. Она выскочила в пальто, под которым было только домашнее платье, а это нисколько не способствовало укрытию от ветра. Вот несколько листьев сорвались с деревьев, понеслись в бешенной пляске ветра, чтобы прикоснуться к ее лицу своими холодными мокрыми кончиками. Жанна вздрогнула от этого нелепого прикосновения, и...
И встала, как вкопанная.
Это препятствие возникло как раз перед первым домом села по Истомихинской дороге, дома, который располагался где-то в полутора километрах от самих выселок. И препятствием этим был не кто иной, как сам сельский верховодитель, местный крутяк, Федька Зотов. Он был прыщав, потому как не вышел из двадцати семилетнего возраста, до неприличия толст, с прыщавым маскообразным лицом, на котором выделялись щелки-глаза под отекшими веками. Федька крепко пил. Когда не пил - дрался. Почки ему отбили еще в четырнадцать, ключицу сломали первый раз в тринадцать, уже трижды ломали ребра, а мелкие ссадины счету не подлежали.
- Куда путь держишь, красавица, бля? - как можно более вежливо произнес Федька. Он даже сам себе удивился, что обошелся при такой длинной фразе только одним "бля", а не вставил, как обычно, еще пару привычных и родных выражений.