Я твержу себе: ты же не могла знать, чем все закончится, когда год назад Макс затеял обниматься. Помню, какой беспомощной я себя чувствовала, едва держалась на ногах, когда Макс вел меня через весь дом, наверх, в свою комнату. Там пахло пылью, грязными носками и лосьоном после бритья. Макс включил свет и закрыл дверь, я перешагнула через скомканные трусы на ковре. Рука на спине тихонько подталкивала меня к стене. Я глянула через плечо – Макс улыбался. Рука стала настойчивей. Я коснулась стены руками, потом грудью, потом головой и оказалась притиснутой к плакату с голой теткой. Плакат был прохладным, я прижалась лбом к теткиному животу, а Макс поцеловал меня в шею. Это было… колко. Как если бы меня поцеловало электричество.
И мы как с цепи сорвались – жадные руки, ненасытные губы, прерывистое дыхание. Макс повернул меня к себе, прижался губами к моим губам. Его язык оказался у меня во рту, а его руки приподняли меня над ковром. Я обхватила его за плечи; голова кружилась, комната плыла перед глазами – синие шторы, белые стены, пустой стол. Неприбранная кровать качнулась к нам, и мы мешком рухнули на нее.
Макс сверху, с безумным, остекленевшим взглядом. Его губы отыскали мою щеку, ухо, ключицу; двинулись ниже. Он задрал мою майку. Лифчика на мне не было; мои бледные, острые груди торчали прямо посреди мальчишечьей комнаты. Макс вытаращился с разинутым ртом. Потом коснулся. Осторожно. Потом сильнее, крепче. Надо сказать, он знал свое дело. Я застонала, закрыла глаза. Губы Макса нашли мой сосок и, мистер Харрис, на этом я, наверное, сегодня остановлюсь, потому что утром мне в школу, и я уже вся красная, как не знаю что.
Хотите верьте, хотите нет, но паук все еще здесь, глазеет в окно сарая на черно-серебряный мир. По-моему, он просто-напросто дрыхнет, потому что, как ни удивительна вселенная, вряд ли кому под силу наблюдать за ней так долго и не заскучать. Разве что, Стивену Хокингу>9. А вам из камеры видно небо? Вы вообще когда-нибудь думали про нашу галактику, про то, что мы всего лишь пылинка в бесконечности? Я вот иногда представлю себе наш дом на окраине города, потом изменю масштаб и представлю нашу страну, потом – весь мир, а потом – всю вселенную. С пламенеющими солнцами, с бездонными черными дырами и падающими звездами. И тогда я сама обращаюсь практически в ничто, а все, что я натворила, кажется микроскопической искоркой среди могучих космических коллизий.
У мамы в машине после той вечеринки как раз приключилась могучая космическая коллизия. Каким-то образом мне удалось выбраться наружу к одиннадцати часам. Я стремительно трезвела, но от запаха-то никуда не денешься. Мама только потянула носом, и началось! Всего не упомню, но были громоподобные речи о разочаровании и гневные речи о доверии, и мама вопила всю дорогу, а я клевала носом. Дома к ней присоединился папа. Меня отправили спать, но, нахлобучивая на голову подушку, я не могла сдержать ухмылки.