— Тебе легко говорить, — прошептала она. — И все же расскажи хоть что-то. И не стесняйся, будь со мной безжалостным и подталкивай, заставляй вспоминать. Можешь даже быть грубым, все, что угодно, только не жалей. Я хочу знать все! Я гарантирую тебе неприкосновенность, Сэтан Морстен. Ты получишь разрешение орать на меня, выпытывать подробности, подгонять и быть занудой, и все это без страха понести наказание. — Она шутила и не была уже испуганной и растерянной, а скорее веселой и милой.
Он поднес ее руку к губам, но, когда поднял глаза, заметил, как в глубине глаз необычного цвета, похожих на серебро, мелькнул знакомый огонек. Перед ним была не только его Арина, но и женщина. Он выпустил ее руку, и оба одновременно опустили глаза.
— Столько вопросов, — вздохнула она.
— Скоро ты получишь на них ответы, — он помедлил, а затем добавил: — Хотя некоторые из них тебе могут не понравиться.
Она серьезно посмотрела на него, — Что случилось, почему я оказалась в том городе? — и внезапно побледнела, — и в тумане.
— Именно это я и намерен выяснить, — ответил Сэтан с мрачной решимостью. — Тебя сбросили в туман и это моя вина.
— Твоя? — она побледнела с неверием смотря на него.
Кто бы ни взглянул на Сэтана в тот момент, никогда не подумал бы, что внутри у него все горит и содрогается от страшного волнения, а мощную спину свело словно в судороге. Он чувствовал себя как подсудимый перед вынесением окончательного приговора. Только в этом необычном судебном процессе и судья, и присяжные, и обвинитель — Арина, маленькое, хрупкое существо.
Сэтан сел и взял в руки чашу, а потом залпом выпил и долго не сводил глаз с нее, и сжал чашу рукой с такой силой, и девушке показалось, что сейчас она треснет, как те флаконы.
— Я дал клятву оберегать тебя от беды, Арина.
Чаша зазвенела по полу, когда Сэтан вскочил на ноги, и его кулак обрушились на стол с необузданной яростью. Когда он остановился, тяжело дыша и держась руками за края стола, глаза его лихорадочно блестели. Арина уставилась на него, ошеломленная увиденным.
Он глухо застонал, его черные глаза горели, и она могла бы поклясться, что весь он стал больше, опаснее и словно ослепительный белый свет окутал его. Девушка сглотнула, но не двинулась с места.
— Мне не удалось уберечь тебя! — взревел он. — Знаю, что причинил тебе боль! Ты думаешь, мне легко жить, зная это? Я каждый раз вспоминаю тебя на скале, каждый раз проклинаю себя, что не смог тебя уберечь.
Стол затрещал и вздрогнул в попытке устоять, и опасно накренился. Затем с протяжным скрипом он просел, и столешница с грохотом рухнула на пол.