Ивар хитро прищурился, — А не твоих ли рук дело, а Сэт? Такой мощный артефакт создать.
Сэтан улыбнулся, — Общее дело Ивар.
— Знаю знаю парень, вопросы не задаю, я и так тебе по гроб жизни обязан за своего младшего.
— Прекрати. Ничем ты мне не обязан.
— Нет уж Сэт, ты спас мне сына от болезни, а он мог умереть, если бы не твое лечение, эх… — махнул он рукой и отвернулся.
— Ты вот что мне скажи Ивар, есть лошадь и повозка? Уезжаю я.
— Спрашиваешь, для тебя всегда все будет.
Неожиданно Ивар выпучил глаза и, прошипев под нос ругательство, нырнул под стойку. Рука Сэтана сама по себе ухватилась за кинжал, но, развернувшись, он решил, что оружие не понадобится. А понадобится исключительно терпение.
Посредине зала, в окружающем его полнейшем молчании, оказался самый отвратительный старикашка, которого Сэтану только доводилось видеть в своей жизни. Тощий, волосатый дед в грязной хламиде медленно вращался вокруг своей оси, выкрикивая что-то бессвязное, плюясь и подвывая от избытка чувств. От его лохмотьев исходили ядовитые волны зловония. И, к искреннему удивлению Сэтана, ни одна живая душа даже не попыталась прервать это оригинальное, но неприятное зрелище. Здоровенные парни, замершие у дверей, испуганно пялились на деда, не сделав лишнего шага. А ведь в их прямые обязанности входило следить за порядком. То ли у старикашки голова закружилась, то ли ему просто надоело однообразие, но он внезапно остановился и вперил мутный взгляд прямиком в Сэтана, отчего у того появилось предчувствие, что старикашка имеет желание высказаться по его, адресу.
— Ты умрешь! Э-э-э… Скоро и не скоро! Э-э-э… Один, совсем один умрешь! Солнце скатится в снега, охотник, — отчетливо возопил блаженный, тыкая когтистым немытым пальцем в сторону Сэтана. — Я вижу смерть твою!
Это дар за любовь к человеку,
У кого два обличья и две маски разом.
Одной маске два года, другой уж два века,
И нельзя отличить их неопытным глазом… — старикашка вперил мутный взгляд в Сэтана.
Соседи Сэтана шарахнулись в стороны, словно предначертанная смерть могла оказаться заразной болезнью. Видимо, дедок пользовался определенным влиянием на умы местных обитателей.
— Ты слышал меня, парень? — спросил старикашка совершенно нормальным голосом, не заметив у жертвы явных признаков ужаса от предсказания скорой погибели.
На самом деле Сэтану стало не страшно, а тошно. Он не любил пророков и пророчества, а нынешнее представление существенно теряло в его глазах из-за убожества исполнения и скудости замысла.
— Все рано или поздно умирают, старый пень, — равнодушно сказал Сэтан и, звучно потянув воздух носом, добавил: — Проваливай, от тебя воняет.