Я почему-то была абсолютно за него спокойна и уверена в том, что сейчас он отправится к Олесе — рассказывать, какие отвратительные, лживые люди его окружают.
Но моим намерениям не суждено было сбыться. На моем пути к дому материализовался Игнат, и он натягивал на руки свои глупые водительские перчатки.
Лицо его было таким невозмутимым, словно он действительно был только человекоподобной машиной.
— Поехали, — скомандовал он мне без лишних предисловий.
Сегодня Игнат отличался поразительной немногословностью. Кроме его односложного приказа, брошенного мне в саду, он пока больше не произнес ни слова. Он молчал, пока выгонял на улицу «Роллс-Ройс», молчал, пока мы ехали по шоссе, и только украдкой поглядывал в навигатор. На карте помимо точки, обозначавшей наше местоположение, была еще одна, двигавшаяся немного впереди, и я без труда догадалась, что это Клаус.
Это открытие заставило меня почувствовать себя полной дурой, и я и сама поэтому не решалась начать разговор.
Игнат все время следил за местоположением Клауса, вероятнее всего, делал он это и в свое отсутствие, а значит, прекрасно знал о том, что в ту злосчастную ночь мальчишка сбежал из дома и болтался по Тарасову.
Хотя у этого неутешительного открытия были и кое-какие плюсы — скорее всего, в отличие от нас с Клаусом, затруднявшихся восстановить события минувшей ночи, Игнат располагал необходимой информацией и смог бы отыскать местоположение того самого закрытого клуба, с существованием которого я теперь связывала появление Олеси в багажнике.
Я страшно злилась на себя еще и за то, что минувшей ночью не догадалась с телефона Клауса разрешить своему мобильному отслеживать местоположение мальчишки.
Я отлично знала, как работает это приложение, и пользовалась им уже не один раз, но вчера… не знаю, и почему только за последние несколько дней я так сильно сдала и наделала столько непростительных ошибок. Теряю хватку? Пора на пенсию?
Я, правда, планировала, к моменту, когда отойду от дел, скопить неплохое состояние и приобрести домик на берегу какого-нибудь моря и да, печатную машинку, желательно «Мерседес-прима» или на худой конец «Олимпию».
Но жизнь очень любит с грохотом рушить наивно возведенные нами воздушные замки надежд, и, похоже, моя пенсия действительно наступит куда раньше, чем я думала. Придется работать на хлебопекарном заводе — там-то мне точно не придется гоняться за избалованными мальчиками и беспокоиться о приложениях для слежки на различных девайсах.
Ох, Женя. Кто же знал, что двадцать семь — такой роковой и переломный возраст. И вроде думаешь, что рискуешь составить компанию Курту Кобейну, а в результате просто становишься действительно старой и рассеянной. А жизнь продолжается.