Щелкнул дверной замок, но сама я не сдвинулась с места. Его руки, которые он снова положил мне на талию, пригвоздили к месту.
— Отпусти, Кай… Мы не можем. Теперь ты мой сводный брат, ты слышал моего отца.
Но он только крепче стискивает меня в своих объятиях.
— Так нечестно, я первый тебя увидел. Но ты можешь уйти, если хочешь, — пожимает плечами, как будто это не он вжимает меня спиной в свою каменную грудь.
— Не могу. Ты держишь меня, Кай. Отпусти, пожалуйста…
Наклоняется к моим губам и смотрит затуманенным взглядом:
— Не могу, балеринка, я бы хотел отпустить, но не могу…
А после он больно впивается зубами в мою шею, одновременно с этим расстегивая молнию батника, и тот мягко падает вниз, к моим ногам. Остаюсь перед ним в одной футболке, сгорая от неясного желания и стыда. Мое сопротивление испытывает серьезное испытание на прочность, когда Кай проводит языком по месту укуса, а после шепчет:
— Хватит утаскивать мои вещи.
Почти вслепую нахожу дверную ручку и без никакого изящества, буквально вываливаюсь в коридор.
Смс Леи приходит как раз, когда я забегаю в раздевалку. Прослушивание перенесли на два дня раньше, и сейчас у меня трясутся поджилки от страха. Я уверена, что завалюсь. Самостоятельно разобраться с танцем так и не вышло, что-то по-прежнему ускользает от меня. И впервые я думаю, что может и зря отдала балету каждую свободную минуту своей жизни.
Лея: «Привет, когда могу тебе позвонить?»
Лея часто пропадает на службе, когда с ней нет обычной связи. После моей ночной смс-ки она вышла на связь только сейчас, и в голове у меня не укладывается, как моя подруга вообще служит в армии, но ей вроде нравится.
Юля: «Бегу на прослушивание. Держи за меня кулачки. Наберу тебя вечером?»
Лея: «Идет».
Быстро переодевшись, лечу за кулисы. Ева Бертольдовна заходит ненадолго ко мне и поправляет безупречный пучок.
— Слышала, твой отец скоро женится. Ты рада?
Если бы у Оксаны не было сына, все было бы куда проще.
Но мри мысли о Кае сердце заходится ходуном, и я запрещаю себе думать о нем сейчас, так не вовремя. Переступаю с ноги на ногу и смотрю на преподавательницу:
— Отец уже пришел?
— Да, он в зале. И, кстати, не один.
Ева Бертольдовна говорит это, поджимая тонкие губы. Еще бы, столько лет вести охоту на моего отца и теперь увидеть его с другой. Но сочувствовать не получается, в качестве своей мачехи эту сухую жилистую женщину я не представляла вообще.
Отец планировал прийти всей нашей новой семьей на мое прослушивание, но не знаю, если ему удалось уговорить Кая. Уточнять об этом у Евы Бертольдовны я не решаюсь.