– Помидоры, правда, не мыты, – разводит руками. – До холодильника я дотянулась, а вот до раковины – увы! – театрально разводит руками и швыряет в раковину точным трёхметровым вилку.
Морщусь от грохота. Но теперь-то я стою рядом! Можно сделать пять шагов?!
Терпеливо выдыхаю...
– Мне два, – смотрю на шесть яиц на сковородке.
– Патриотично! Может, тогда два оставшихся отдать тому? – стреляет она глазами в пол.
– Любопытство сгубило кошку, – предупреждаю я.
– К счастью, я, скорее, собака.
– Верная или брехливая? – уточняю я.
– Вот чего Вы такой злой, а? – опускает руки.
– Это я пока добрый, – снова предупреждаю я.
Поработала бы с моё, не так бы разговаривать начала.
– Я в душ, – ставлю ее в известность.
– Мне эта информация зачем? – подозрительно косясь на меня, раскладывает по тарелкам яичницу.
Ну я предупредил...
Судя по образам в голове, я намекаю на то, что было бы неплохо, если бы она разделила со мной утренний душ. Размечталась! Как от этой озабоченной отсоединиться? Обычно после взгляда в глаза ментальная связь держится ещё часа два. А с этой... Может, подзатыльник ей поможет выкинуть из головы всю эту ересь?
Разворачиваюсь, ухожу в противоположную сторону. Браслет на руке сжимается.
– Эй... эй... эй!! – выскакивает с чашкой в руках, как только я дохожу до ванной.
Мне хочется чем-нибудь запустить в сторону этого «эй!» Но под рукой ничего, кроме фикуса. А фикус мне жалко.
– Я соль не взяла!
– Соль – белая смерть. А твоя задача – выжить.
Закрываю дверь. Я бы удлинил ей поводок, но артефакт работает так, как работает. Поэтому придётся нам обоим терпеть эти неудобства.
Соль... «Соль» – нота нашего измерения. Интересно вышло...
Быстро ополоснувшись, выхожу. Усевшись по-турецки посреди кровати, смотрит плазму. Футболка едва прикрывает трусы. Красивые ноги... Длинные, загорелые, глянцевые, с выраженной, но женственной мускулатурой. На щиколотке браслет, придающий им изящности. Рассматриваю... и отчего-то мне хочется это нарисовать. Может, я был художником? Надо попробовать...
Отставляет пустую чашку на прикроватную тумбу в изголовье. Встряхиваюсь. Нахалка ест на моей кровати, а я любуюсь её ногами... Это какой-то сбой.
– Надеюсь, хлеб ты не взяла тоже?
Не выношу крошки на простыне.
– Будем считать – нет.
Но в её чумной голове картинка, как она в наряде Белоснежки сыпет для мультяшных птичек крошки на мою половину кровати.
Дрянь... Ей даже в голову не приходит, что кровать вся моя. Целиком. Никаких половинок нет. И не нужно присваивать то, что принадлежит мне.
Повоспитывать? Или пока не торопиться? Не факт же, что выживет и задержится здесь.