— Да. Конечно. — Ева прикинула ещё кое-что. — И когда ты примерно вернёшься?
К чести Герберта, он оказался достаточно проницательным, чтобы не обмануться её абсолютно невинным тоном.
— С чего такой интерес?
— Просто хочу рассчитывать время. Мне же надо подготовить для просмотра что-нибудь ещё. — Ева посмотрела на него большим и очень честными глазами. — И можешь… оставить мне какой-нибудь артефакт, чтобы я могла связаться с тобой на расстоянии? Пока тебя не будет? Вдруг ещё один шпион твоего дядюшки пожалует, — добавила она настолько непринуждённо, насколько позволили актёрские способности. — Не хочу разбираться с ним без тебя.
— В прошлый раз тебя это не остановило. И время моего возвращения тебя не слишком интересовало.
— Это было до того, как мы… поладили.
Такой довод Герберту крыть было нечем. И когда подозрение в его взгляде растаяло, Ева ощутила лёгкий укол совести.
Ох, не хотелось ей манипулировать им после всего, чего она добилась с таким трудом. Не хотелось.
Но когда ей фактически не оставляют другого выхода…
— Ладно. Будет тебе артефакт. А вернусь я, полагаю, около шести. — Дослушав завершающие аккорды первой части симфонии, Герберт посмотрел на кружку в её руках. — Допила?
Ева с лёгким сожалением проследила, как исчезает из пальцев иллюзия обожжённой глины. Приятный прохладный привкус во рту — послевкусие фейра — пропал вместе с ней.
Если бы только они могли выпить что-то по-настоящему вместе…
— Спасибо ещё раз, — сказала она, отмахиваясь от тяжёлых мыслей.
— Одна из немногих приятностей, которые я могу тебе подарить. — Герберт следил, как она закрывает плеер на планшете. — Если только устроить целый фальшивый обед…
Ева сама не поняла, почему печаль, скользнувшая в словах, так её согрела. Чужая печаль не должна греть. При нормальных обстоятельствах.
Впрочем, их обстоятельства трудно было назвать нормальными.
— Предпочту отложить обед до своего воскрешения. — Её ответная улыбка вышла даже теплее обычного. — Чтобы он был уже не фальшивый.
Она ещё успела заметить щёлочкой приоткрытую дверь, прежде чем на кровать бесцеремонно вспрыгнул белый бесхвостый кот. Тот самый, который тёрся у ног Герберта в день, когда Ева открыла глаза на алтаре.
О котором она успела забыть — вследствие того, что с тех пор ни разу его не видела.
— Это Мелок, — протянув руку к коту, немедленно боднувшемуся об неё усатой щекой, сказал Герберт.
— Мелок?
— Я назвал. Маленький был, — неохотно добавил некромант, будто оправдываясь.
Ева постаралась скрыть улыбку.
— Давно я его не видела.
— Я и сам его нечасто вижу. Хорошо хоть всегда могу позвать для процедур. Он тот ещё бродяга… ласку просит редко. Не любит чужаков. — Герберт почесал кота, жмурившего умные голубые глаза, за смешным большим ухом. — Значит, свыкся с твоим присутствием, раз не прячется. И даже сам сюда пришёл.