— Фигу покажет, — закручинился Богданов.
— То-то и оно. Поэтому мы всё время и балансируем на грани.
— Между чем и чем?
— Между правонарушением и преступлением, — засмеялся Китайгородцев.
…У двери одной из комнат дома стоял вооруженный охранник из «Барбакана».
— Это здесь, — сказал Ильич.
Тут же ему вспомнилось нечто такое, о чем он давно хотел спросить у москвича, да всё никак не получалось:
— Толик, я твоих людей не вижу.
— Службу несут, — пожал плечами Китайгородцев.
— Я пересчитал, получается — вроде как не все.
— По заданию они, Ильич. Все при деле.
Вошли в комнату, где были собраны гости. Атмосфера зала ожидания. И делать тут нечего, и уйти нельзя… Остается только ждать. И этим унылым ожиданием, как казалось, был пропитан весь воздух. Эта комната явно нежилая — из тех комнат в больших домах, которым хозяева ещё не успели найти применения. Строился дом; он изначально задумывался большим, в нём всего должно быть много — площади, окон, лестниц, комнат. А размышления о том, как это всё будет использоваться, оставили на потом. «Потом», судя по всему, до сих пор не наступило. Комнату, одну из многих, заставили мебелью, и мебель ставилась без учета прихотей конкретного человека, которому тут обитать, — тут никто жить и не собирался. В результате получилась безликая «комната для гостей». Вот гости и собрались. Им тут, кажется, было неуютно. Бизнесмен-неудачник Юрий Сергеевич Шалыгин, до сих пор, кажется, не протрезвевший после вчерашнего, сидел в углу дивана в самой неудобной позе, но ему явно было все равно. В другом углу дивана разместились Скворцова и ее несчастный сын. Рита, сидя за столом, решала сканворд, и, судя по большому количеству незаполненных клеток, дела ее шли вовсе не блестяще. Виталий Степанович Вознесенский стоял у окна. Прямой, словно шпагу проглотил; руки — за спиной; ему бы еще белый халат — настоящий доктор, у которого в отделении полсотни подопечных, и о каждом из них болит душа… Пожилые супруги сидели в креслах, придвинутых друг к другу. Они среагировали на появление Китайгородцева крайне нервно. Едва он вошёл, одновременно вскинули головы и в глазах у них было такое напряжение, будто он должен был зачитать вынесенный им приговор. Анатолию даже пришлось им ободряюще улыбнуться.
— Прошу прощения за то, что вам пришлось здесь провести так много времени, — доброжелательно произнес он.
Но его доброжелательность никого не ввела в заблуждение, поскольку за спиной у Китайгородцева маячил хмурый Богданов. Одного взгляда на лицо начальника тапаевской охраны было достаточно для того, чтобы понять, насколько невеселые события происходят вокруг.