— Когда она сюда приезжала, они спали в разных комнатах.
— Я не о том. Мне важно знать — у них ровные отношения или случаются конфликты? В общем, грубо говоря, может она нашему клиенту в волосы вцепиться или нет?
— Не было такого, чтобы за волосы…
— А на повышенных тонах они беседуют друг с другом?
— Вроде всегда спокойно, Толик.
— Хорошо, теперь о её сыне. Ты его раньше видел?
— Нет. Я же говорил тебе, она не даёт Тапаеву с сыном встречаться.
— А раньше, когда он маленький был?
— Я еще тогда здесь не работал…
— Значит, ничего о нем рассказать не можешь?
— Он странный, Толик.
— В смысле? — насторожился Китайгородцев.
Богданов, и до того разговаривавший вполголоса, совсем уж перешёл на шёпот:
— Мне кажется, это — «пьяный» ребенок. Ну, знаешь, дети, которых зачали по пьяни… У них потом с головой не всё в порядке. Я его сегодня в первый раз увидел и сразу понял — по пьяному делу его Тапаев сделал. Как пить дать.
Анатолий покачал головой, давая понять, что ему здесь ещё только слабоумных не хватало для полного счастья.
— Пойдём, — сказал он со вздохом и поднялся из-за стола. — Взглянем на дорогих гостей.
За столом в гостиной сидели женщина и молодой парень. Тапаевская любовница не очень-то интересовала Китайгородцева, он лишь скользнул по ней невнимательным взглядом — и тотчас обратил своё внимание на парня. Хотя тот сидел на стуле, всё же можно было понять, что он высок и ладно скроен. Во всем его облике угадывалась недюжинная физическая сила, но едва он, привлечённый шумом, обернулся — Анатолий понял, что имел в виду Богданов. У этого здоровяка было совершенно детское выражение лица: пухлые щёки, безвольно приоткрытый рот с розовым сырым языком внутри… Ему бы ещё слюни пустить, и картина была бы полной. Когда ребенку с таким лицом два года — его называют карапузом, когда двадцать два — дебилом. При виде незнакомцев парень осклабился в блаженной улыбке. Прямо-таки лучился счастьем! Китайгородцев не выдержал и отвёл взгляд.
— Здравствуйте! — сказала женщина, обращаясь к Анатолию и угадывая в нём лицо более значительное, чем Богданов. — Так где Генрих? Вы ему уже доложили?
Телохранителю было неуютно под взглядом улыбающегося парня. Потому что этот взгляд казался ему каким-то липким. Но он, явно сделав над собой усилие, снова посмотрел на ненормального. И даже смог улыбнуться:
— Это ваш сын?
— Да! — В голосе женщины слышался вызов. Сомнительное право на людях гордиться своими увечными детьми принадлежит только любящим матерям. Так они демонстрируют окружающим, что не дадут своё несчастное чадо в обиду.