«Как бессонница в час ночной
Очень жаль, что ты тогда
Мне поверить не смогла,
В то, что новый твой приятель
Не такой, как все! Ты осталась с ним вдвоём,
Не зная ничего о нём. Что для всех опасен он,
Наплевать тебе! И ты попала! К настоящему колдуну,
Он загубил таких, как ты, не одну! [1] »
Скальд замолчал и отложил инструмент. Встав с кресла, он подошел к девушке и убрал волну рыжих волос, обнажив ее шею. Оталия повернулась к нему, ее щеки зарумянились, а глаза ярко сверкали.
— Надеюсь, моя скромная игра пришлась принцессе по душе, — он взял ее за руку и, не отрывая взгляда от серых глаз, поцеловал нежные пальцы.
— Это было восхитительно, — прошептала она, покоренная его талантом.
Чародей улыбнулся.
— От чего же вы так покраснели? — он погладил ее по щеке, обвел большим пальцем чуть пухлую нижнюю губу.
Принцесса ошеломленно захлопала глазами.
— Я… ничего… — пролепетала она.
Скальд хищно улыбнулся и резко притянул ее к себе за талию:
— Дам тебе простой ответ, — Скальд вдохнул исходящий от нее аромат ванильного масла и мяты. — Мой голос и игра запали тебе в душу, ты не видела меня в роли музыканта. Но стоит любому другому оказаться на моем месте, и ты, как последняя дуреха, купишься на его игру. Разомлеешь, зарумянишься, потеряешь бдительность и вновь превратишься в наивную гусыню, — он видел шок, а затем гнев и наполнившиеся слезами глаза. — Ты такая же, как и твоя легковерная сестрица, вздумавшая переспать с бедным поэтом и забеременеть от него.
Оталия ошиблась, Скальд ничуть не изменился. Это была лишь маска, очередная, болезненная. Он вновь вывел ее из равновесия и сделал это так тонко и умело, как никто. Его слова кололи больнее, чем иглы шиповника, но упоминание о сестре заставило слезы высохнуть. Чародей по-прежнему прижимал ее к груди, сдерживая сердце принцессы от того, чтобы выпрыгнуть.
Она усмехнулась и покачала головой:
— Вы все также циничны, но довольно! Причем здесь моя сестра?
Скальд отпустил ее и вернулся к камину, продолжая бренчать, но уже без прежнего энтузиазма.
Но Оталия не сдалась, встав перед ним и впившись руками в подлокотники, почти касаясь его носа своим, она процедила:
— Вы, ты… что-то знаешь и недоговариваешь.
Скальд улыбнулся. Он проболтался, отвлекшись на собственные ощущения тонкой женской талии, мягкой округлой груди, которую не скрывали ни нижняя сорочка, ни платье. Биение ее сердца и нежный одурманивающий аромат. «Почему бы мне не рассказать ей? Ведь сестрица давно за морем, живет с поэтом и, должно быть, скоро разрешиться от бремени», — и он решился, поведав всю правду без утайки и прикрас о лицемерной сестрице Одетт, которую Оталия все это время любила и считала практически святой. Под конец он видел ее помертвевшие губы, которые ему захотелось согреть поцелуем, но Скальд одернул себя. Принцесса ушла, а он еще долго смотрел на закрытую дверь.