Гостиница, куда кэб доставил влюбленную пару, оказалась ничем не хуже отеля в Питере, где останавливался Брюс, а номер британского отеля и вовсе превзошел все ожидания девушки.
– Здесь потрясающе красиво! – сказала она, когда портье, занеся чемодан девушки и сумку Брюса в номер, оставил, наконец, Брюса и Вику одних.
– Рад, что тебе нравится, – промурлыкал Брюс, подходя ближе к Вике, намереваясь обнять ее.
Виктория засмеялась и, сделав шаг навстречу, сама обняла и поцеловала мужчину. В эти мгновения им не требовались слова или взгляды. Достаточно было просто сжимать друг друга в объятиях, прикасаться губами друг к другу и слышать сердцебиение любимого человека.
Тишина в номере продлилась несколько часов, нарушаемая только вздохами и дыханием молодых людей. Одежда за ненадобностью как всегда оказалась на полу, а чемодан с сувенирами и подарками продолжал стоять нетронутым. Когда Брюс и Вика решили оторваться друг от друга, холодное английское зимнее солнце находилось в своем зените и его светло-желтые лучи освещали древний город.
– Виктория, думаю нам нужно прерваться, иначе ты так и не увидишь Лондон, а у меня для нас приготовлена целая культурная программа.
– Ого! Да ты я смотрю, времени зря не терял, – ответила Вика и чмокнула Брюса в нос, после чего встала и направилась в ванную комнату, откуда до англичанина донеслось: «я быстренько приведу себя в порядок, и мы можем идти». Брюс вздохнул и, заложив руки за голову, с улыбкой откинулся на подушки.
Мужчине чувствовал себя так хорошо, как никогда в жизни. Его друзья и коллеги посмеивались над ним, когда он рассказывал им о Вике, и в шутку называли ее «Русской невестой», слава о которых шла нешуточная, но Брюс знал, что с этой девушкой у него все серьезно и только хотел надеяться, что и с ее стороны чувства не менее сильны. Она казалась ему загадочной и несколько дикой, как и сама Россия, менталитета которой он пока что так до конца и не понял. Иногда, когда он смотрел на Викторию, ему думалось, что она самая прекрасная женщина на свете с самым чистым и добрым сердцем, какое вообще можно представить, а иногда ему чудилось, что в ее серых глазах зажигались искорки адского пламени и сами черти плясали в них, а от былой невинности не оставалось и следа.
Дело осложняло и то, что он не всегда понимал, что она хотела сказать, поскольку языковой барьер все еще стоял между ними. Случалось, что он не знал, шутила она или говорила серьезно, как не мог быть полностью уверен и в том, понимала ли она все его шутки или нет. Это ни в коем случае не раздражало его, но все же придавало их отношениям некую недосказанность и таинственность, которые порой безумно нравились Брюсу, а порой он волком выть хотел от того, что не мог понять свою Викторию.