-/Эмилия/–
— Здравствуй, мальчик, — ответила я, родные слова проворачивались на языке с трудом, как видно, язык и мышцы лица не привыкли к такой артикуляции, — ты кто? Как давно ты здесь?
— Меня зовут Шон… — рассказ несчастного ребенка перевернул душу и разорвал в клочки устоявшееся мировоззрение. Оказывается, и мне присущи чисто женские порывы, на которые я давно считала себя неспособной, едкая, как уксус жалость пекла глаза непролитыми слезами. Кто знает, что это, поразительное совпадение или закономерность, но Шон жил в том самом доме отказников, в который меня назначили управляющей. Нетрудно догадаться, что душу Шона обменяли местами с душой Димы, мальчика который был дорог моей предшественнице.
Шон, наконец, перестал рыдать, лишь иногда всхлипывая и вздрагивая от боли. Машинально приподняв одеяло и увидев плотную повязку, я ужаснулась еще раз. Магическое зрение включилось само собой, память легко выплеснула нужный пасс. Нет, все-таки недаром я тратила время на занятиях по оказанию помощи, хоть и считала тогда, что это бесполезно для меня. Сила текла легко и так упоительно что, похоже, я впала в транс. Никогда ничего подобного со мной не случалось, редкое состояние для мага, когда сознание и подсознание так синхронизируются с магией, что позволяют малым расходом силы горы сворачивать. Только в моем случае, малый расход, это почти весь резерв.
Малыш завозился, чем и вернул меня в реальность. Глазищи-то какие синие, прелесть. На его щечках неуверенно расцветал румянец, немедленно вытереть с них эти горькие слезки стало самой острой потребностью на сей момент.
Ирина подала Шону бутылочку с водой, чтобы он напился и легче успокоился, потом ловкими и уверенными движениями вытерла сияющее личико смоченным прямо из бутылки, полотенцем.
— Так, дорогие мои, нам надо поговорить, — провозгласила она безапелляционно, — для начала, давайте договоримся, с тобой Лиза и с тобой Дима, что пока вы во мне нуждаетесь я буду рядом. Это я могу вам твердо обещать.
Мы с Шоном синхронно кивнули. Парнишку, как и меня, переполняли противоречивые чувства. Смесь безграничной благодарности и отчаянного страха довериться, вот какие чувства были самыми яркими данный момент. А еще, во мне росла острая, болезненная потребность защитить этого ребенка. Моя ладонь все еще была влажной от его слез. Димкины слезы, высыхая, проникали мне в кровь, даря понимание, что этот ребенок — тоже мое наследие, наследие, которое должно было бы пугать, но почему-то совсем не пугало. И это меня, которая как от огня бежала от матримониальных планов моего отца, желавшего повыгоднее сбыть неудобную дочь замуж. Всех, кого папенька рассматривал в качестве потенциальных родственников и союзников, интересовало только одно — моя способность рожать. Это потребительское отношение подспудно сформировало острое нежелание иметь детей, которое я пронесла через годы и вот сейчас маленький раненый мальчик всколыхнул во мне давно угасшую потребность заботится.