— С тобой. И с Беваном.
— О Беване следовало подумать прежде, чем ты попытался подарить ему Саю. К счастью, Бевану не известно истинное назначение твоего клейма и чувствует он его сугубо как твою отметку, а Саю, прошу прощения у дам, воспринимает как нашу необременительную прихоть. Надеюсь, что для него так оно и останется. Выехать придется рано, в восемь часов утра. — Дрэйк повернулся, поднялся по лестнице.
Помедлив, я направилась следом.
— Айшель.
— Я должна ему рассказать, — ответила я, не оборачиваясь, и, подобрав край юбки, взбежала по ступенькам.
Мне не надо выяснять, куда пошел Дрэйк. Запах и логика подсказывали, что в свои комнаты, и я снова удивилась собственному обострившемуся обонянию. Хотя другие запахи по-прежнему не имели для меня ни такого значения, ни яркости. Только Нордана и Дрэйка.
Мой робкий стук в дверь. Шаги по ту сторону и распахнувшаяся створка. Искреннее удивление во взгляде.
— Сая?
— Я готова все рассказать. Прямо сейчас, — выпалила я на одном дыхании.
Не дожидаясь разрешения, не позволяя себе передумать, я проскользнула мимо мужчины в гостиную, приблизилась к кофейному столику. Повернулась к Дрэйку, в который уже раз комкая края шали. Мужчина закрыл дверь, обернулся ко мне.
— Я не Сая. Мое настоящее имя Айшель Ориони. Мой отец лорд Ориони, известный как Стеклянный безумец Ориони, алхимик, изготовитель и изобретатель ядов. Я скрыла свое имя, потому что… потому что боялась. Имена ядоделов не известны широкой публике, простым обывателям, тем, кто далек от подобных вещей, кому не случалось сталкиваться с этим миром. Однако в свободной Феоссии у папы была лицензия и защита нашего короля, а в павшей… если папа и мама вообще живы… И бабушка… Она покинула Феоссию еще до вторжения. Мама писала, что бабушка и требовала, и умоляла сына уехать с ней, но папа отказался… опять. И когда после захвата храма записывали наши имена, я вдруг представила, что, если позже бабушка попытается разыскать нас, разыскать меня? И найдет свою внучку… шлюхой-невольницей в борделе… если сумеет найти когда-нибудь… если я буду еще жива к тому времени… поэтому назвалась другим именем и фамилией. Какой был бы позор для почтенной леди Ориони… будто мало ей сына… А Шадор… работорговец, которому я досталась, даже фамилий наших не спрашивал, — я уткнулась глазами в пол, вспоминая мысли, что бились в моей голове тогда, страх, панику, которые я отчаянно пыталась сдержать, не дать им выплеснуться в истерику, подобную истерикам и слезам остальных послушниц. — Не знаю, почему я так поступила. Понимаю, это глупо, это бессмысленно, но все, о чем я могла думать в тот момент, это о бабушкиной реакции и как не сорваться. Я смотрела на старших жриц и старалась быть как они. Не плакала, не кричала, не сопротивлялась, даже когда нас обыскивали. До ужаса боялась, что меня могут ударить, если я не буду выполнять требуемого. Родители никогда не наказывали меня… телесно, и в пансионе это запрещалось, а тут на моих глазах ударили нескольких девушек… сильно, до крови… и наставниц, которые пытались их защитить…