Элегантная чернота фрака, оттеняющая белизна рубашки, невесомая бабочка на шее. Легкая улыбка и сердце снова застыло в груди. Так странно и вместе с тем пленительно.
— Пенни передала, что ты отказалась от драгоценностей, поэтому я взял на себя смелость выбрать украшения, — начал Дрэйк и протянул мне плоский черный футляр. — Пенни описала твое платье и…
— Не нужно, право, — перебила я.
— Сая, дамы на светских мероприятиях не появляются без украшений, — добавила Пенелопа. — Правда, некоторые обвешаны ими, словно ювелирная выставка на выезде.
Мужчина сам открыл футляр. Крупные белоснежные жемчужины кольцом и две поменьше. Скромно. Неброско.
И жемчуг вполне уместен для молодой незамужней леди.
— Я не могу…
— Это всего лишь простое украшение, — возразил Дрэйк.
Я нерешительно надела серьги. Мужчина взял браслет, отдал футляр девушке. Я подала левую руку, ощутила прикосновение прохладных гладких жемчужин к коже, обвившихся вокруг запястья.
— Благодарю. — Руку я отняла осторожно, боясь прикосновений не камней, но пальцев.
Не из страха. Или все же то был страх, однако странный, пьянящий.
Пенелопа проводила до выхода. В освещенном фонарями дворе, возле фонтана, стоял блестящий черный экипаж с незнакомым мужчиной-водителем в темно-зеленой униформе. Дрэйк открыл дверцу, пропуская меня на заднее сиденье. Сел рядом. Экипаж тронулся с мерным рокотом, объехал фонтан, выбираясь со двора на дорогу. Створки ворот закрылись сами.
Вечерняя Эллорана прекрасна. Удивительно светла: множество фонарей на дорогах, улицах и у экипажей, освещенные изнутри витрины и даже вывески с подсветкой. Выше сияющих зданий трепетали сумерки, стекали в переулки и дворики, рождали причудливые тени там, где мешались со светом. На дорогах свободнее, чем днем, и экипаж ехал быстро.
Большая площадь, увенчанная черной скульптурой в длинных развевающихся одеждах. Высокая стена ограды, арка ворот и распахнутые створки с гербом. Полукругом по периметру площади императорские гвардейцы, оттесняющие людей. Человеческие голоса звучали вразнобой, то тут, то там возникали непонятные белые вспышки. Вокруг полно других экипажей, особенно конных, и все они выстраивались в вереницу, медленно проползали под аркой и тянулись кажущимся нескончаемым потоком по длинной широкой аллее к белому дворцу. Поворачивали к освещенной лестнице, останавливались, высаживая пассажиров, и уезжали.
По мере приближения к дворцу становилась слышна музыка. Пока негромкая, торжественная. Когда наконец наш экипаж остановился перед лестницей, один из лакеев открыл дверь. Я вышла из салона, разглядывая поистине огромную лестницу с цветочными вазонами на широкой балюстраде, будто уходящую в темное небо.